Содружество Султаны
Шрифт:
— Хороший год! — произнес он и, бросив пустую бутылку в корзину для мусора, вышел из ванной.
Я прислонилась к стенке. Я так мечтала об этом вине. Потом я залилась смехом, думая об абсурдности всей этой ситуации, но затем, утерев слезы, выступившие у меня от смеха, я поймала себя на неприятной мысли. Что касается воздержания, я ничем не лучше Али: такие же лицемерие и неспособность к самоконтролю! Я так же, как и Али, не смогла изгнать дьявола из своей души.
Я вернулась к семейному столу в подавленном настроении. С новым смирением я почувствовала, что
Весь вечер мы с сестрами тревожно переглядывались. Мы переживали, но не в нашей власти было изменить жизнь Муниры. Мы боялись, что страдания, выпавшие на ее долю, могут превзойти все возможные муки, отпущенные человеку. Мы были беспомощны. Только Аллах мог спасти Муниру.
Глава пятая
РАЙСКИЙ ДВОРЕЦ
С раннего детства я верила, что любая мечта, когда-то задуманная, рано или поздно обязательно сбудется. Поэтому, несмотря на печальную правду, состоящую в том, что на девятнадцатый день рамадана я нарушила пост, закурив сигарету и, что еще хуже, выпив запретный бокал вина, я все еще не теряла надежды стать истинной мусульманкой, такой же, как моя мать и сестры. Я хотела стать праведной, несмотря на все мои несовершенства. Решив не усугублять свое унизительное положение, я не стала никому в семье признаваться в своем грехе. Я не сомневалась, что мое грехопадение не скрылось от взора Господа, и этого позора мне было более чем достаточно. Я только надеялась, что моя мама была так занята там, наверху, духовной жизнью, что не заметила недостойного поведения дочери на земле.
Карим — это другое дело. За день до окончания рамадана мы поехали в наш дворец в Джидде, расположенный на побережье Красного моря. День клонился к вечеру, и мы сидели с Каримом и дочерьми в саду, ожидая окончания последнего дня рамадана. Я заметила, что Карим внимательно смотрит на меня. Он выглядел таким озабоченным, что я начала беспокоиться. Неужели Амани не сдержала слова, данного Саре? Неужели моя дочь рассказала Кариму о моем позорном, невменяемом состоянии во время его поездки в Японию?
Я хотела спросить Карима, чем он озабочен, но боялась услышать что-либо неприятное. Я ждала, когда Карим заговорит сам.
— Султана, — начал он, улыбаясь, — хочу тебе сказать, что очень горжусь тобой.
Ожидая критики, я была немало смущена этим комплиментом. Я сидела и смотрела на него, не проронив ни слова. Что бы это значило?
— Да, я очень горжусь тобой, — повторил он.
Взгляд Карима был полон такой любви, что я подумала: сейчас он меня поцелует. Но так как эта беседа происходила в дневное время и пост рамадана еще не закончился, он просто погладил меня по руке.
Озадаченная, я смогла только произнести:
— Гордишься?
— Да, дорогая. — Его улыбка становилась все шире. — Султана, с первого года нашего
Я была смущена и не знала, что мне делать. Хотя я и думала, что будет лучше никому не рассказывать о том, что я нарушила пост, мне было неловко принимать поздравления по поводу подвига, которого я не совершала. Меня начала мучить совесть.
Я знала, что должна сказать мужу правду, какой бы горькой она для нас обоих ни была.
— Но, Карим…
— Не отрицай, Султана. Ты заслужила и получишь вознаграждение за то, что сдержала данный обет.
— Карим, я…
— Дорогая, я давно понял, что Аллах создает одних более духовными, чем других. И, на мой взгляд, Он делает это преднамеренно. Несмотря на то что такие люди создают иногда проблемы, в результате все образуется к лучшему. — Он нежно улыбнулся, не сводя с меня глаз. — И ты, Султана, как раз и относишься к таким людям.
— Нет, нет, Карим, я должна тебе сказать, что…
Карим зажал мне рот рукой.
— Я часто думал, что из всех, кого я знаю, ты чувствуешь все гораздо глубже и твои сильные чувства часто доставляют тебе огромные страдания.
— Карим, послушай…
Тут вмешалась Маха:
— Мама, папа прав. Ты будешь вознаграждена сторицей за свои усилия побороть пристрастия к земным удовольствиям. — Маха весело посмотрела на Карима: — Я тоже очень горжусь мамой!
Тут уж я не выдержала и вскричала:
— Нет. Вы не понимаете! — Я закрыла лицо руками, и у меня из груди вырвался тихий стон: — Вы не понимаете. Я заслужила наказания!
В эту минуту я вдруг почувствовала, что у меня достаточно мужества объяснить, почему я так сильно нуждаюсь в искуплении, и признаться, что я не так чиста, как все они думают.
Но в этот момент Амани решила поддеть меня, насмешливо заметив:
— Вы хвалите мусульманку за то, что она сделала самый минимум из того, что требуется от каждого мусульманина.
Не обращая внимания на Амани, Карим отнял мои руки от лица и озадаченно спросил:
— Наказания? За что, Султана?
У меня не было никакого желания признаваться в своих слабостях перед таким жестокосердным ребенком, как Амани. Я выдохнула и сказала:
— Я должна искупить свои прошлые грехи.
Я испытывала чувство вины, глядя в сияющие от гордости и любви глаза Карима. Как могла я так низко пасть? Опустив голову, я пролепетала:
— Ты же знаешь, я всегда грешила.
И вот теперь я занялась обманом, что еще больше отягощало чувство моей вины. Я была уверена, что Господь серьезно меня накажет за мою постыдную ложь. Я про себя поклялась, что, как только мы окажемся с Каримом наедине, тут же все исправлю. Признаюсь ему во всем.
Мои мысли устремились к маме. Я вздохнула и непроизвольно произнесла:
— Жаль, что с нами нет мамы.
Амани язвительно заявила:
— Только слабый не может принять волю Господа.
Я посмотрела на Амани с болью и жалостью.