София - венецианская наложница
Шрифт:
В следующий миг она одним ударом выбила подставку из-под своих ног и упала… в сильные руки слуги моего дяди — Пьеро. Он отвечал за ее безопасное прибытие на корабль, и я знал, что он не подведет меня, но только сейчас я вздохнул с облегчением. Затем я от души смеялся со всеми остальными на корабле и на берегу, когда старый Пьеро уселся на подставку рядом с телами преступников, положил дочь Баффо на свое колено и отшлепал под одобрительные возгласы толпы.
Я никогда не забуду эту картину: огромный чернокожий мужчина и розовые дрыгающие ноги. Контраст цветов мне так понравился, что я решил купить слуге моего дяди коралловые серьги, когда мы прибудем в Константинополь.
Прилюдное приручение синьорины придало мне уверенности, что я тоже могу стать хозяином положения. Я наблюдал за проделками все это утро с отрешенностью от аудитории, как женщины гарема за решеткой, и я чувствовал эту силу, свободу. На расстоянии в половину залива сила ее красоты не имела на меня воздействия. Все ее махинации сошли на нет. Они казались глупыми и детскими. Больше я не боялся ее. София Баффо станет шелковой, чувствуя только море под своими ногами.
Свежий ветер дул над нами, наполняя паруса нашего корабля и заставляя судно разрезать волны. Моряки были свежи и полны сил, и к вечеру полуостров Истрия стал всего лишь низким серым видением на горизонте. Заходящее солнце освещало землю с такой яркостью, что на берегу невозможно было ничего разобрать. Но ветер все же доносил запах дубового леса на наш корабль, запах киля, весел и палубы. Яркие цвета заката, напоминающие шелка знатной женщины, предвещали хорошее плавание на следующий день. Вечерние звезды напоминали бриллианты в ушах синьоры. Дельфины, радостно кувыркаясь, сопровождали нас.
У меня было много дел. И я, честно говоря, даже забыл на некоторое время о своенравной пассажирке. Она вела себя довольно тихо.
Но когда дети тихие, — бывало, говорила моя старая няня, — я знаю, они готовят новую проказу.
VII
Дядя Джакопо подвел ко мне старую монахиню. «Это мой племянник Джорджо, первый помощник на корабле, — сказал он. — Если у вас будут трудности, обращайтесь к нему». Его взгляд, брошенный в мою сторону, сказал мне, что сам он просто-напросто не хочет тратить время на глупости.
На лице монахини уже застыли слезы, и оно приобрело зеленоватый оттенок от качки корабля. Однако она смотрела на меня с отвагой, сжимая четки и ища в них поддержки, этим самым показывая, что мне придется противостоять божественной силе, содержащейся в них.
— Сестра, вы что-то хотите сказать? — спросил я.
— Молодой синьор Виньеро, — она повернулась ко мне и в упор поглядела на меня, — я желаю, чтобы вы более строго следили за своими людьми.
— Моими людьми?
— Тот чернокожий монстр, синьор…
— Кто? Пьеро? Что он сделал?
Один или два раза она раскрыла рот, как рыба, выброшенная из воды, но так и не смогла заставить себя произнести имя злодея. Она провела меня по палубе к скамейкам гребцов и показала мне его. Мы остановились у бака, где могли видеть брызги воды перед нами и полночное небо, отражающееся в рыболовных снастях.
Среди гребцов я увидел слугу моего дяди. Скрестив свои длинные, в экзотических белых штанах ноги, он усердно работал веслами в лучах уходящего света. Но что это? Рядом с ним, усевшись на катушках троса, примостилась дочь Баффо!
Девушка уже переоделась. Сейчас она была в сливовом вельвете, украшенном золотыми цепями и кольцами. Но розовый шелк был при ней. Оказалось, что весь полдень она провела, обрезая и перекраивая свою юбку. Вооружившись иголкой и ниткой, сейчас она как раз переделывала юбку в рубашку для старого Пьеро. После
Она не далеко продвинулась в своем проекте — во-первых, потому что была не очень хорошей швеей. Ее второй трудностью был тот факт, что она проявляла большое внимание к работе Пьеро, пренебрегая своей собственной. Девушка наблюдала за его руками, комментировала их ловкость и вообще задавала любые вопросы, которые приходили ей в голову.
Пока я стоял рядом с тетушкой, наблюдая за происходящим, я увидел, что дочь Баффо дважды нагнулась к рабу, сначала уронив свой наперсток в свиток каната, который он галантно достал. Так как это не возымело желаемого результата, она наклонилась второй раз с наигранным интересом по поводу канатного производства, которым она хотела показать свою разносторонность, а не его знание пеньки. Мне стало совершенно ясно, что донна Баффо решила начать флирт со своим спасителем, нашим чернокожим рабом, выбрав его изо всех мужчин на корабле.
Я громко рассмеялся.
— Синьор! — ужаснувшись, сказала монахиня. — Это не смешно.
— Конечно, сестра, конечно же нет. Но я не знаю, что вы себе вообразили. Бедный Пьеро должен… — Я прикусил язык от той мысли, которая пришла мне в голову, и попытался изобразить на своем лице ту же горечь, что была и на лице монахини. — Пришлите вашу племянницу ко мне в каюту. Я поговорю с ней.
— Мою племянницу! — воскликнула монахиня. — Конечно же, я ее не пришлю. Это ваш человек достоин взбучки, а не София. И я, конечно же, не позволю ей входить в каюту к совершенно незнакомому человеку. Одной? Без сопровождения? О Боже, сжалься надо мной!
— Как пожелаете, сестра. Но наши люди не очень умны. Он будет стоять напротив вас и кивать каждому слову, которое вы говорите, но затем он развернется и в следующую же минуту сделает то, что вы просили его не делать.
— Синьор Виньеро, я говорю не о простом выговоре. Я хочу, чтобы вы наказали этого бронзового мулата — отхлестали кнутом или плетью — что там обычно делают у вас на море.
— Даже такое наказание вряд ли будет иметь какой-то эффект. Он огромен, как бык, вдвое сильнее его и в три раза глупее. — Я старался отвлечь внимание монахини на что-то другое, чтобы она не заметила подмигиваний Пьеро, которые он посылал в мою сторону, одобряя мои попытки вывести его из затруднительного положения. — Только посмотрите на шрамы на его спине и плечах: это от побоев, которые убили бы простого человека. Но они не произвели на него никакого впечатления. Я боюсь, он совершенно неисправим.
— Тогда, интересно, почему ваш дядя держит его? — спросила тетушка, вздохнув.
— То, что мы можем получить за него, не стоит всех хлопот по его продаже.
Конечно же, я лгал.
Пьеро был больше чем наш раб. Он был членом нашей семьи и достаточно умным, чтобы прикрыть меня, если мне придется когда-нибудь отлучиться от моих обязанностей. Но монахиня по простоте душевной сразу же поверила мне.
— Ладно, — сказала она. — Я сделаю, как вы просите. Но я буду стоять под вашей дверью и ловить каждое ваше слово. Если с моей племянницей что-то случится… Кроме того, — пробормотала она, встав на цыпочки, чтобы посмотреть, что наша парочка делает у канатов, — я не знаю, что такое вы можете сказать ей, чего я еще ей не говорила, чтобы исправить ее поведение. Святой Иисус, если бы только мой брат был жив и здоров… и…