София. В поисках мудрости и любви
Шрифт:
Повернувшись на звук, Евгений увидал знакомые контуры лица и белки умных глаз в тени широкополой шляпы. Декарт был одет в мушкетерский жилет с пышным воротником, на боку висела великолепная шпага, неизменная его спутница.
– Только не подумай, что я ностальгирую, но все-таки моя голова чего-то стоила!
– Вот это да, черт подери! Renato Cartesius! – обрадовано уставился на него Евгений.
– Черт здесь ни при чем! Во всяком случае, я на это надеюсь, – Декарт учтиво поклонился возле надгробия, сняв шляпу с красным, зеленым и белым пером.
Ответить ему таким же изысканным поклоном Евгений, разумеется, не мог. Он мало
– Студиус Женэ! – Декарт ударил Евгения по плечу, осматривая его одежду и лицо. – Для меня ты так и останешься бродячим философом, потерявшим свою Диогенову бочку.
Ренэ Декарт с удовольствием рассмеялся над бестолковым видом Евгения, одетым в свитерок и штаны-шестикарманники, которые в начале XXI века считались «модным прикидом». Но для Декарта такая одежда в лучшем случае смахивала на робу трубочистов.
– В этот раз найти тебя было труднее, – посетовал Декарт, продемонстрировав на руке некий предмет. – Пришлось использовать виватрон, очередное безумное изобретение старика Кардано!
Евгений с улыбкой осмотрел предмет, напоминающий не то старинный компас, не то наручные часы с крутящимся внутри калейдоскопом.
– Выглядит как китайская игрушка, у нас такие детские гаджеты в любом магазине продаются, – пошутил Евгений из расчета, что Ренэ хотя бы намекнет на принцип действия этой штуковины.
– Для чего живым использовать проявитель живых? Вы и так друг друга видите, – усмехнулся над ним Декарт. – Виватрон бывает необходим только усопшим. Для нас это что-то вроде будильника. Заводишь виватрон, фиксируешь в воображении душу живущего человека, с которым ищешь встречи, и ждешь соответствующей констелляции, когда в астрале наступит подходящий момент.
– Должно быть, незаменимая вещь, этот проявитель живых, – высказал предположение Евгений, не скрывая от Декарта ироничное отношение к изобретению. – И когда наступает подходящий момент, то что происходит? Ты просыпаешься?
– В то же мгновение!
– Но как может проснуться душа усопшего?
– О, есть вещи, которые нам запрещается рассказывать! Но, думаю, кое-что тебе уже знать положено, – Ренэ хитровато подмигнул. – Для начала, ты должен понять, чем отличается живой человек от усопшего. Люди живут, когда бодрствуют, и как бы не живут, когда спят. Мы же наоборот – как бы не живем, когда бодрствуем, и живем, когда видим сны. Вот и выходит, Женэ, что для нас проснуться – это значит заснуть.
– Э-э… понятно, – почесал затылок Евгений, обмозговывая сказанное Декартом. – Так это, прости за прямоту, твоя могила? Меня сюда виватроном перенесло?
– Нет-нет, проявитель живых никуда не переносит! – успокоил его Декарт. – Мы встретились там, где вероятность нашей встречи была больше всего. Вот так-то! Разумеется, это местечко знакомо мне лучше, чем тебе. Признаться, мне крупно повезло с аббатством Сен-Жермен де Пре. Только представь себе, это же древняя усыпальница Меровингов! О таком месте захоронения можно только мечтать.
– Да, пожалуй, – произнес Евгений, понимая, что для души усопшего это имело большое значение, особенно для обезглавленного Декарта, болезненно переживавшего за свою голову.
– Кстати, буду тебе признателен, если ты не станешь
Евгений настороженно свел брови. Его смутило не то, что Ренэ взял что-то без спроса у медика и математика Джироламо Кардано, а то, что Декарт упомянул про некое собрание! Неужели Ренэ снова хочет отправиться с ним в Незримый Коллегиум?
– Ты разыскал меня по заданию R.C.F.? Мы что, опять будем проходить некие посвящения?
На Женькином лице проступила неприязненная гримаса. Он прекрасно помнил, чем закончилось его предыдущее посещение небесной крепости. В том сне он, вероятнее всего, пережил клиническую смерть, да еще стал свидетелем перерождения одного из рыцарей Розы-Креста в жуткого демона с огромными крыльями, измазанными копотью.
– Ну, это совсем не то, о чем ты подумал! Вполне естественно, у тебя могли остаться не самые приятные воспоминания о незримом братстве, – Декарт вынул шелковый платочек с бахромульками и приложил его ко лбу. – На этот раз все будет по-другому. Никаких инициаций! Намечается большое собрание, на которое приглашены очень многие, кто вхож или имеет отношение к незримому братству. Послушай, среди прочих достославных братьев и приглашенных гостей ожидают прибытия Авиценны, Томаса Аквинского, Демокрита, возможно, самого Пифагора с Гермесом Египетским! Неужели такое можно пропустить?
– Звучит заманчиво, – мечтательно приподнял брови Евгений.
– Да что же это я? – замешкался Ренэ. – Вот же оно! «Персональное и весьма приветственное приглашение Высокочтимого Ордена Розы и Креста, адресованное просвещенному эрмиту и философу Eugenii Hiperborei с присовокуплением оного оригинального ключа для пропуска и участия означенного сим лица в большом собрании ученых мужей и прославленных теологов».
Зачитав перевод витиеватых латинских слов, Декарт передал Евгению конверт, запечатанный сургучной печатью с большими буквами «R.C.F.», вокруг которых порхали крылья. Надломив печать, Евгений вынул из конверта длинный ключ, какие бывали в ходу несколько столетий тому назад. Однако впечатление складывалось такое, что ключ был изготовлен только что – он пылал красным пламенем, от него исходил жар, нисколько, впрочем, не обжигавший руку.
– И что мне с этим делать? – спросил он, показывая ключ Декарту.
– Собрание состоится в Зале Дверей, войти в него без именного ключа невозможно. Но у нас с тобой еще есть время. Пойдем!
Привычным движением Ренэ махнул рукой, нахлобучил шляпу и вошел в мемориальную плиту, на которой было выгравировано его имя. Потом снова выглянул из плиты и спросил:
– Ты идешь или как?
Евгений уперся взглядом в плиту, через которую предлагал пройти Декарт. Сосредоточившись, вернее, наоборот рассредоточившись, Евгений шагнул в каменную стену следом за Ренэ Декартом… Никакой церкви Сен-Жермен с обратной стороны не оказалось. Они стояли в чистом поле, посреди которого возвышался жертвенник друидов с руническими знаками, а может, дорожный указатель. Вдаль от него уходила дорога, только это была очень необычная дорога! На фоне ярко-зеленого луга ее практически не было видно. Она состояла из тысяч зеркал, а в зеркалах переливались миллионы других зеленых дорожек, уходивших ввысь, до самого неба, насколько хватало глаз!