/Soft/Total/ Антиутопия великого западного пути
Шрифт:
— Но ведь ворованными деньгами нельзя воспользоваться…
— Мне нельзя. А тебе можно. Бери деньги и иди. Пока их отследят, успеешь налетаться.
— А потом?
— Потом на проблемно-моральную… А тебя интересует «потом»? Мне казалось, для тебя главное — полет.
— Полет, конечно… Но я здесь заработаю, накоплю, и тогда полечу. ПалСаныч, я же не могу вот так все бросить, как Вы не понимаете!
— Понимаю, Андрюша, все понимаю.
Ну вот и все, — подумал ПалСаныч. — А взял ли Андрей деньги, отказался ли — в конце концов, не суть важно. Для преступления нужен мотив — так вот он, этот мотив. Все должно выглядеть убедительно.
20
Маша Эпштейн «Общество без насилия: проблемы
…Во все времена от власти в первую очередь требовалось выполнение двух основных функций — защищать и карать. С защитой в большей или меньшей степени справлялась любая власть; карать же со временем становилось все проблематичнее. Потому что каждый гражданин тем или иным образом был сделан преступником. Но наказывать всех не имело смысла, ведь суть наказания именно в его избирательности. Общество без насилия решило эту проблему, максимально широко применив принцип гарантированной отсроченности наказания. Несомненность личной вины каждого сделало кару излишней. Таким образом, впервые в истории было построено общество с гуманной, не карающей властью.
Разумеется, ничто не дается даром и за любое благо приходится платить. Подобная мягкость власти возможна лишь при условии тотального контроля над всей личной и социальной жизнью граждан; это две стороны одной медали, два полюса магнита. Одно невозможно без другого. Но, как было сказано выше, в начале двадцать первого века люди устали от насилия и готовы были платить за безопасность любую цену. И они с радостью приняли мягкий тоталитаризм, делегировав государству все полномочия по контролю над их жизнью.
К сожалению, не все оказались готовы к столь радикальным переменам. Непредсказуемо резко возросло число неврозов, что отразилось и на экономике, и на общем эмоциональном настрое масс. Но пока не превышен критический уровень, мы готовы мириться с невротическими эпидемиями. Как с вынужденной платой за ненасильственность общества, идеального во всех остальных отношениях…
21
В этот раз на разбор прислали сразу нескольких комитетчиков. Выбритые и подтянутые, в темных пиджаках со значками «Администрация», они расселись по всему офису, надиктовывая свои отчеты. Скорее всего, ни один из них на практике не сталкивался с экономическими правонарушениями; несмотря на прозрачность ситуации, никто не хотел спешить с выводами и рекомендациями. С одной стороны, деньгами так никто и не воспользовался — и это еще раз подтверждало невозможность экономического преступления. Можно было рекомендовать оставить все как есть. Но с другой, несмотря на эту невозможность, правонарушение все же было совершено. А значит, оно могло быть повторено снова. При таких условиях любое решение будет в чем-то ущербно.
ПалСаныч спокойно наблюдал за ними. Какая знакомая ситуация — никто не хочет рисковать, брать на себя ответственность. И какая типичная для общества, дающего молодежи высшую ставку и понижающую ее с каждой ошибкой. Интересно, как они выкрутятся? Не могут же они сидеть здесь до ночи.
Они выкрутились. Они вызвали БорисНаумыча — как куратора Кононова от Комитета. А тот быстро расставил все на свои места. ПалСанычу было объявлено, что проступок его аморален, а значит, аморален и он сам; сегодня же он будет перемещен на зону аморалов, в просторечии именуемую адом. Без права амнистии, поскольку аморальные проступки не имеют срока давности. Остальным же БорисНаумыч объяснил, что в данном преступнике имеет место уникальное сочетание аморальности и глупости, которое вряд ли может повториться в обозримом будущем. Заручившись мнением эксперта, молодые комитетчики тут же внесли рекомендации в свои отчеты и удалились, довольные.
БорисНаумыч вывел ПалСаныча на улицу, где стоял его автомобиль, и посадил рядом с шофером. Затем тяжело взгромоздился на заднее сиденье и коротко скомандовал: «В ад!» Машина тронулась, и вскоре они выехали из города. Поворот под кирпич, двадцать минут по бетонке — все оказалось совсем рядом. Рабочие зоны ада располагались
Все это слегка озадачило ПалСаныча — здесь-то зачем столь примитивный символизм? На кого рассчитаны эти эффекты? Мало низвергнуть человека на дно социума — надо еще театрально обставить и сам момент перехода?
Смысл ритуала он понял позже, уже в бараке, когда включил наладонник и увидел сообщение о том, что загрузочная запись отсутствует. Все правильно — в гуманном обществе никого не оскорбили бы личным обыском. Но и не допустили бы контрабанды. А что можно было пронести в ад? — только информацию. Ее и стирали во вратах со всех перезаписываемых носителей. В результате коммуникатор превратился в бессмысленный кусок пластика. ПалСаныч тяжело вздохнул и бережно спрятал его в карман — как память о Маше.
В крайнем отсеке, куда его определили, стояли четыре койки, шкаф, стол и несколько стульев. Соседи еще не вернулись, они должны были появиться с минуты на минуту. В общем коридоре уже слышались чьи-то голоса и шарканье ног. Люди расходились по отсекам, двери хлопали, голоса ненадолго затихали, но тут же в бараке появлялась новая партия, и все повторялось — приглушенные голоса, шаги, глухой стук дверей. ПалСаныч ждал. Сплошной монотонный гул изменился, в нем стали различаться отдельные слова и обрывки фраз. Кажется, обсуждали какой-то генератор; но ПалСанычу на миг показалось, что это не профессиональный разговор, а обмен некими странными шифровками. Голоса приблизились, и он понял причину своего заблуждения. Не переставая говорить о токах, аморалы одновременно играли в шахматы. Вслепую. Мелькнула странная мысль, что для них это всего лишь новый уровень офисных пасьянсов; но додумать ее ПалСаныч не успел. Дверь отворилась.
22
Новые соседи оказались молодыми ребятами, чем-то неуловимо похожими. Первым вошел бритый наголо здоровяк, за ним протиснулся второй, с пышной рыжей шевелюрой. Последним появился тощий лохматый тип с каким-то прибором в руке. Все они были примерно одного возраста — где-то около тридцати. ПалСаныч не чувствовал неловкости в чужой компании — Кодекс общения расписывал алгоритм знакомства предельно четко. Младшие должны были первыми поздороваться и первыми представиться. Но представляться, похоже, никто не собирался. Вместо этого бритый мрачно посмотрел на него и спросил:
— Сразу в ад или со всеми остановками?
— Со всеми.
Кодекс здесь явно не был в почете. ПалСаныч решил, что стоит быть проще и естественней.
— А за что?
— Украл деньги. Перевел на свою карточку и снял в банкоматах. Двенадцать штук.
— Потратить успел?
— Частично.
— Сколько?
— Шесть рублей. Взял два коктейля в баре.
Все грохнули практически одновременно. Отсмеявшись, бритый спросил:
— Но зачем? Это же бессмысленно. Ты же знал, что не успеешь их потратить.
— Да я и сам не знаю, — ПалСаныч пожал плечами. — Просто скучно стало. Там все такие правильные, думают, что бессмысленно значит невозможно. Вот и захотелось их встряхнуть, раздвинуть границы возможного.
— Это по-нашему! — провозгласил бритый уже вполне доброжелательно. — А к неморалам за что попал?
— Скачал порноролик и заменил им стандартное приветствие системы. Всему отделу.
Все снова грохнули.
— И спрятал пульт одного сотрудника, — добавил ПалСаныч, когда веселье стало утихать.