/Soft/Total/ Антиутопия великого западного пути
Шрифт:
— А что должна сделать женщина? — снова спросил тот же голос.
— Ничего. У женщины нет оправданий.
ПалСаныч проснулся, мокрый от пота; сердце бешено колотило в ребра. Он откинул одеяло и лежал, не открывая глаз, стараясь удержать ускользающее воспоминание. — Что за бред, какое оправдание, зачем? Женщине не нужны никакие оправдания. Дети нужны, а оправдания излишни. Дети — единственный разумный ответ на вопрос о смысле жизни. А у меня даже детей нет, хотя по возрасту мне пора уже внуков в школу провожать. И у Маши нет. Или есть? У нее идеальная грудь и упругая вагина нерожавшей женщины;
Что я вообще о ней знаю? Сколько ей лет? Я всегда считал, что где-то около двадцати пяти; но если она из Администрации, гуманитарное образование может быть только вторым, и диссер тоже второй. Значит ей уже за тридцать — надо же, никогда бы не подумал.
Она действительно натуральная блондинка? И светло-янтарный — это настоящий цвет ее глаз? Я не знаю даже этого. С первой же встречи она была воплощением моего идеала, все мои вкусы и предпочтения сошлись в ней, как в фокусе. Видимо, все так и было задумано. Но какая она на самом деле?
Кто для нее Антон и сколько у нее таких Антонов? А может, она давно замужем? И дома ее ждет пара очаровательных ребятишек? Почему-то никогда не спрашивал ее об этом. С Машей я всегда чувствовал такую полноту бытия, что даже в голову не приходило, что для нее это могло быть всего лишь частным фрагментом жизни.
Она притворялась все это время. Или не притворялась? Если Маша из Комитета, а все говорит именно за это, она должна быть прекрасно подготовлена. Великолепный человеческий материал — генетический отбор и постоянная тренировка. Она могла и не имитировать оргазм и желание, но действительно испытывать все это. Искренне верить в то, что делала и говорила. Их к этому готовят. А если Маша верила…
ПалСаныч понял, что он вновь попадает в ту же самую ловушку; о чем бы он ни думал в последнее время, он неизменно приходил к одному. Он всеми возможными путями пытался представить Машу жертвой, такой же, как и он сам. Но Маша никоим образом не жертва, она хищница. Она — элита, как ни пафосно это звучит. А он — нет. Это различие глубже, чем расовое или половое. Они действительно люди разных пород. Маша входила в элиту по рождению и воспитанию; она убила бы, не задумываясь — если бы решила, что это необходимо. Никто не любит Администрацию; это естественно. Но расхожее мнение, что элита примитивна и не способна к рефлексии, в корне неверно. Еще как способна! Но она способна еще и действовать — и отключать рефлексию на время действия. А он к этому органически не готов, как и все его друзья. Поэтому он никогда не смог бы перешагнуть через Машу. А она через него? — нелепый вопрос.
Возможно, она и могла в него влюбиться — как в Героя, человека судьбы. Архетипы все еще практически всемогущи. Но в этом измерении она сама становилась Невестой, а это сразу же ставило ее перед выбором — помогать Герою низвергнуть Отца или помогать Отцу уничтожить Героя. И в ее выборе не было никаких сомнений.
Черт возьми, о чем я только думаю! — оборвал себя ПалСаныч. Время было против него;
32
Вечером Кодер отдал ПалСанычу Макс.
— Пользуйся, мне он больше не нужен.
— И как? Все расшифровал?
— Да. И в основном разобрался с кодом. Нам не просто открыли вход, но еще и постелили ковровую дорожку.
— Значит, мы сможем зайти на сервер Администрации? — уточнил ПалСаныч.
— В принципе, да, если Криворучко сумеет считать отпечаток Машиного пальца. Если нет — придется тебе снова ее пригласить.
— А ты сможешь взломать защиты кармохранилища?
— Проблема не в этом. Хакнуть можно практически все, было бы время, — терпеливо объяснил Кодер. — Но я войду в систему как Маша Эпштейн и смогу действовать только в рамках ее полномочий. Любое несанкционированное действие сразу будет отслежено снифферами, и сеанс тут же закроют.
— Значит, ничего нельзя сделать? — с тревогой спросил ПалСаныч.
— Не совсем так. Можно запустить вирус, замаскированный под системное приложение, и дальше он все сделает сам. Но мы не будем ничего контролировать, мы вообще потеряем связь с ним. Именно этого от нас и ждут.
— Я напишу, — вмешался КуДзу. — Там ничего сложного. Потрем все на хрен, чтоб и следов не осталось!
— Нет, — жестко отрезал Кодер, — никакой самодеятельности.
— Но почему?! — взвился КуДзу. — Вход же открыт! Когда еще у нас будет такая возможность! Неужели мы ее упустим?
— Нет, — спокойно ответил Кодер. — Наоборот, мы не просрем такую чудесную возможность, истратив ее на стирание дурацкой базы. Мы используем ее по полной программе.
— Как? — не понял КуДзу.
— Мой демон найдет каталоги Администрации и перешлет мне все идентификаторы. Вот тогда и начнется настоящее веселье. Если сниффер закроет сеанс, я тут же войду под другим именем. Автоматически. Я получу полный доступ к системе — как будто никаких защит там нет. Давно хотел кое-что в ней поправить.
— С идентификаторами у тебя ничего не выйдет, — возразил КуДзу. — Они же в закрытой сети, в нее нельзя попасть снаружи. В принципе нельзя.
— В закрытой, — согласился Кодер. — Но когда мы с Криворучко работали на Администрацию, мы оставили там парочку интересных вкладок. Так что, думаю, все получится.
— А как же база? — спросил ПалСаныч.
— Да сотрем мы эту гребаную базу, раз уж тебе так приперло, — великодушно согласился Кодер. — Хочешь, я даже кнопку сваяю, чтобы ты лично смог по ней кликнуть? И реквием какой-нибудь запустим, для торжественности.
— Не надо ничего усложнять, — поморщился ПалСаныч. — Главное, сотрите все надежно, чтобы никто не смог починить.
— Не смогут, — уверенно пообещал Кодер. — То есть что-то выборочно, конечно, можно восстановить. Но там слишком много информации, поднять базу будет нереально.
— Будет все, как ты хотел, — вмешался КуДзу, — всеобщее отпущение грехов и полная перезагрузка.
— Ибо погрязли люди в грехах, и не было им надежды, пока не пришел спаситель, он же Профессор, — торжественно продекламировал Криворучко.