Софья Ковалевская
Шрифт:
Со свойственной ему неукротимой энергией Владимир Онуфриевич принялся за постройку дома. Воображение его разыгралось. Он решил сделать при доме оранжерею, чтобы использовать тепло отопления; вслед за этим родилась идея соорудить баню для Васильевского острова, так как, по вычислениям Софьи Васильевны, население острова должно было сильно возрасти, а значит, недостатка в посетителях не будет!
Ковалевский брал деньги в банках, закладывал и перезакладывал недостроенные сооружения. Софья Васильевна испытывала страх перед грандиозностью предприятия, но Владимир Онуфриевич смеялся над дурными предчувствиями жены, доказывал несомненные выгоды дела, что подтверждали и «математические» выкладки Софьи Васильевны.
Владимир
По рекомендации того же Лихачева, который прельстил Ковалевского коммерцией, новый владелец газеты «Новое время» А. С. Суворин пригласил Владимира Онуфриевича работать в редакцию в качестве одного из ближайших помощников. Софье Васильевне было поручено освещение научных вопросов и рецензирование спектаклей Михайловского театра.
Давно стремясь к литературной деятельности, Ковалевская охотно занялась журналистикой. У Суворина была репутация радикального публициста. Сотрудничать в его газете согласились такие люди, как Некрасов, Тургенев, Салтыков-Щедрин. Ковалевская подружилась с Тургеневым, полюбила гневный талант Салтыкова-Щедрина, вместе с сестрой возобновила теплые отношения с Достоевским, очень заинтересовалась Л. H. Толстым, которому писал о ней H. H. Страхов.
Софья Васильевна живо, интересно сообщала русскому читателю о новинках науки и техники. В больших обзорах она рассказывала об исследованиях Пастера, о воздухоплавании и летательных аппаратах, оптических приборах и пишущих машинах, о телефонах, солнечных подогревателях и другом. После пятилетней затворнической жизни в Берлине она окунулась в петербургскую жизнь и словно опьянела. Были позабыты аналитические функции, которые еще так недавно целиком заполняли ее мысли. Она знакомилась с писателями, артистами, учеными, проникала в различные литературные кружки и с жадным любопытством изучала пустую, но очень увлекательную сутолоку петербургского «света». Театры, благотворительные вечера, кружки с их бесконечными, ни к чему не ведущими спорами, которые всем уже надоели, для Софьи Васильевны представляли прелесть новизны. «Я отдавалась им, — рассказывала она позднее, — со всем увлечением, на которое способен болтливый по природе русский человек, проживший пять лет в Неметчине, в исключительном обществе двух-трех специалистов, занятых каждый своим узким, поглощающим его делом и не понимающих, как можно тратить драгоценное время на праздное чесание языка. То удовольствие, которое я сама испытывала от общения с другими людьми, распространялось и на окружающих. Увлекаясь сама, я вносила новое оживление в тот кружок, где вращалась».
Ее интересовало все: и новые картины Репина, и последние повести Хвощинской-Крестовской, и премьера Михайловского театра, и даже столоверчение и медиумы, увлекавшие петербургское общество. Она вместе с виднейшими учеными участвовала в разоблачении этого шарлатанства.
Первый учитель высшей математики Ковалевской А. Н. Страннолюбский, как секретарь комитета по доставлению средств Высшим женским курсам, привлек Софью Васильевну к работе. И она увидела, что деятельность комитета не вмещается в узкие рамки устава: члены комитета оказывали помощь не только курсам, но и революционерам.
В тяжкие годы реакции жизнь в России была невыносима. Тюрьмы были забиты «политическими». Улицы больших университетских городов кишели «гороховыми пальто» — шпиками охранки. Шпионили дворники в домах, шпионила прислуга в квартирах, множилось число невольных и доброхотных доносчиков, провокаторов. Эта черная рать самодержавия была двинута против честных, самоотверженных людей, хорошей, чистой молодежи, переживавшей, по определению Желябова,
Ковалевская приняла деятельное участие в оказании помощи заключенным и их семьям. В доме Ковалевских всегда было полно старых «радикальных» друзей, людей, возвращавшихся после окончания срока ссылки из Сибири.
Довелось ей присутствовать и на судебных процессах «50» и «193», при жестокой расправе с лучшей частью интеллигентной молодежи России. Жизнь давала много материала для раздумий о судьбе родины, о судьбе русских людей, исковерканной самодержавным гнетом. И театральные рецензии, которые писала Ковалевская в «Новом времени», не походили на обычные газетные статьи. Театр был для нее только поводом к публицистическим выступлениям.
Но скоро сотрудничество в «Новом времени» прекратилось. Суворин начал резко менять направление газеты, беззастенчиво приспосабливать ее к запросам капиталистов, превращая «Новое время» в беспардонное «Чего изволите?». Все уважающие себя литературные деятели покинули «Новое время». Оставили работу в нем и супруги Ковалевские.
Перед Софьей Васильевной опять возник вопрос: к чему же приложить свои силы и знания? Владимир Онуфриевич был уверен в удачном окончании строительного предприятия, и Ковалевские мечтали об устройстве Высших женских курсов, где оба могли бы найти себе применение как ученые. Софья Васильевна даже пообещала Вейерштрассу приехать в Берлин для консультации по математическим вопросам. Но тяжелое заболевание корью помешало ей осуществить это намерение, а затем обстоятельства сложились так, что Ковалевская, утратив надежду на занятия математикой, перестала писать учителю. Что могла она ему сказать? А Вейерштрасс долго пытался вернуть к науке свою ученицу.
«Может быть, ты настолько углубилась в работу, что не замечаешь, как быстро идет время. Я знаю, что это легко может случиться, — объяснял он молчание Софьи Васильевны, — но я полагаю, что именно в процессе работы твои мысли должны обращаться к другу, для которого, как ты знаешь, большую радость доставляет слышать о тебе и о том, что тебя занимает».
Однажды Вейерштрасс, получив с запозданием «Comptes Rendus», нашел в двух выпусках статью математика Дарбу «О существовании интеграла в уравнениях с частными производными, содержащими некоторое число функций и независимых переменных». По этому же вопросу Дарбу представил Французской академии доклад, переданный на рассмотрение математической комиссии. Затем другой математик — Мерей — также пообещал доклад на эту же тему и дал краткое сообщение о его содержании.
«Я был прав, — спешил сообщить Ковалевской учитель, — говоря, что разрабатываемый тобой вопрос относится к тем, которые теперь ждут своего разрешения, и я очень рад, что моей ученице удалось опередить своих конкурентов во времени и по меньшей мере не отстать от них в разработке самого вопроса… Дарбу говорит о нескольких исключительных случаях, представляющих большой интерес; я думаю, что он также натолкнулся на трудности, которые вначале доставили тебе столько хлопот и которые ты потом так счастливо преодолела. Я не отрицаю, — по-школьнически озорно добавляет профессор, — что я испытал бы некоторое злорадное чувство, если бы ему не удалось справиться с исключительными случаями».
Узнав, что Дарбу рассматривает вопрос, послуживший темой диссертации Ковалевской, Вейерштрасс немедленно отправил исследование Софьи Васильевны ему и Эрмиту. Эрмит ответил Вейерштрассу, что об исследовании Ковалевской Дарбу отозвался с большой похвалой. Обо всем этом учитель сообщил Ковалевской, но даже такое лестное и важное для нее известие она оставила без ответа…
5 октября 1878 года у Ковалевской родилась дочь Софья. Восприемниками дочери были Лермонтова и Сеченов, переселившийся два года назад в Петербург и занявший квартиру неподалеку от Ковалевских.