Софья Перовская
Шрифт:
Александр Дмитриевич родился в семье землемера в Курской губернии. Он кончил гимназию, поступил в Петербургский технологический институт, однако вскоре за участие в студенческих волнениях был исключен из него.
Биография Михайлова, «Дворника» (как прозвали его товарищи за большую бороду), — это часть истории народничества. В 1876 году он — один из создателей «Северной революционно-народнической группы». В период «хождения в народ» в 1877 году он едет в Саратовскую губернию и поселяется там среди старообрядцев, ошибочно полагая, что у них сохранились «революционные социалистические идеалы».
Для того чтобы влиять на среду,
В 1879 году Михайлов — участник Липецкого и Воронежского съездов «Земли и воли». Он — один из активнейших поборников терроризма и в дальнейшем член Исполнительного комитета «Народной воли».
Александр Дмитриевич отличался редкими способностями организатора. Он был убежден в необходимости «совершенной» общерусской революционной организации и всю свою недолгую жизнь посвятил этой цели. Он понимал, что такая организация невозможна без единства, дисциплины, строгой конспирации, а каждому революционеру необходима осторожность, осмотрительность, практичность.
В характерах, привычках даже самых видных народников Михайлов справедливо видел много губительного и вредного для тайного общества: рассеянность, недостаток воли, отсутствие ежеминутной осмотрительности и т. д. И Михайлов со всей горячностью начал борьбу «против широкой русской натуры». На его долю выпало немало неприятностей, насмешек, обид. Всю жизнь он был кем-то вроде ревизора революционной конспирации и сам говорил вполне серьезно: «Ах, если бы меня назначили инспектором для наблюдения за порядком в организации».
Александр Дмитриевич часто следил за товарищами на улице, наблюдал их образ жизни и за всякие, даже малейшие провинности, «пилил» и «немолчно лаял».
«У вас народу столько бывает, а ход всего один: это невозможно», — говорил он одним.
«Вашего знака не видно, — замечал другим, — у вас вовсе нельзя устроить знака, что это за комната? Как к вам ходить?» За «знаками», т. е. сигналами безопасности, Александр Дмитриевич следил особенно строго. В своем политическом завещании, написанном в тюрьме перед смертью, Михайлов советовал товарищам «установить строжайшие сигнальные правила, которые спасали бы вас от повальных погромов».
Хотя Михайлову-«ревизору» ежедневно приходилось ругаться и ссориться в среднем с 20 человеками, никто в революционной организации не пользовался таким, уважением, как он.
Из конспирации Михайлов сделал настоящую науку. Он умел ловко, до неузнаваемости, гримироваться. В любом большом городе был буквально неуловим. В Москве и Петербурге знал наперечет все проходные дворы, магазины, лестницы, выходящие на разные улицы. Поэтому в нужный момент Михайлов мог внезапно исчезнуть, как в воду кануть.
Александр Дмитриевич обладал необыкновенной памятью на лица, зорким глазом, который умел различать всех подозрительных, сыщиков и шпионов. Степан Халтурин, большой мастер конспирации, с удовольствием рассказывал о том, как ловко Михайлов находил случаи оглянуться на улице, совершенно естественно, то будто взглянул на красивую женщину, то поправил шляпу.
Михайлов был исключительно честным,
Однажды друзья в шутку спросили Михайлова, способен ли он влюбиться. «Еще как способен, друзья мои, — ответил Александр Дмитриевич серьезно и убежденно, — да времени у меня нет!»
Как и другие революционеры-народники, Александр Михайлов знал, что его ожидает в будущем. Как-то он рассказывал о своих гимназических товарищах, сидевших в тюрьме: «Если вспомнить, что они ничего не сделали, то невольно спрашиваешь себя: какой же кары найдет меня достойным русское правительство?»
Несмотря на постоянные опасности и лишения, Михайлов чувствовал себя счастливым человеком. Автобиографию, написанную незадолго до ареста в феврале 1880 года, он кончил такими словами:
«Я не знаю человека, которого бы судьба так щедро наградила деловым счастьем. Перед моими глазами прошло почти все великое нашего времени в России. Лучшие мои мечты несколько лет осуществляются. Я жил с лучшими людьми и всегда был достоин их любви и дружбы. Это великое счастье для человека».
28 ноября 1880 года Михайлов был арестован. В феврале 1882 года он судился по «процессу 20-ти» и был приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой. Даже такой здоровый организм, какой был у Михайлова, не мог вынести длительного заключения в Петропавловской крепости. Спустя два года, 18 марта 1884 года, он умер в сыром холодном каземате Алексеевского равелина.
На съезде в Воронеже присутствовала и Софья Перовская. На чьей же стороне была она? Выбор ею решения показывает, как серьезно и основательно подходили народники к вопросу о методах борьбы.
Перовская пришла к террору, к «Народной воле» путем долгих и мучительных поисков. Она слыла яркой сторонницей мирной пропаганды в деревне и потому не была приглашена на Липецкий съезд террористов. На Воронежском съезде Софья Львовна всеми силами стремилась предотвратить раскол и сохранить единство «Земли и воли». Один из главных поборников нового течения — Желябов упорно, но тщетно убеждал ее тогда вступить на путь террора. «Ничего не поделаешь с этой бабой!», — не раз шутливо восклицал он после долгих споров с Перовской.
Раскол произошел. Перовская не осталась с «деревенщиками» в «Черном переделе», но и не спешила примкнуть к «Народной воле». Она участвовала в сходках чернопередельцев под Петербургом и соглашалась с ними, что нельзя оставлять деятельность в народе, но одновременно с активной работой в деревне считала необходимым организовать убийство царя. Всей душой Софья Львовна рвалась в деревню, к народу. В начале 1880 года Перовская — видная уже тогда террористка — писала народнику М. Р. Попову о том, что мечтает о возврате к мирным поселениям в деревне. Чернопеределец О. В. Аптекман рассказывает, что в январе 1880 года к нему пришла Софья Львовна. Разговор был очень грустный. Прощаясь с Аптекманом, она спросила: «Есть ли что-нибудь у вас в народе, Осип?» И, получив отрицательный ответ, продолжала: «А вы меня возьмете, если у вас будет что-нибудь?» Однако у чернопередельцев «ничего не было»: ни прочных связей, ни каких-либо организаций в народе.