Шрифт:
Глава 1
Солнечный свет слабо пробивался сквозь мутное, покрытое толстым слоем пыли окно. Но на лестничной площадке было нестерпимо жарко, а воздух, приправленный вонью дешёвого табака, был тяжёлый и влажный. Агент М. обливался потом, то и дело стирая платком крупные капли со лба, рубашка прилипла к телу. Хоть снаружи и дул лёгкий ветер, здесь, внутри дома духота стояла, словно в бане. Это было обычное пятиэтажное здание среди одного из жилых блоков района Палм-Хилл, в тесных квартирках которого ютился т.н "средний класс" Метрополиса – фабричные рабочие, торговцы и мелкие служащие. Полицейские, сопровождавшие М., были облачены в плотную синюю униформу, обвешаны разной амуницей и страдали от жары ещё сильнее. Все в этот момент желали поскорее убраться из здания на свежий воздух. Агент М. с самого начала своей работы в Национальной службе безопасности невзлюбил обыскивать жилища других людей. Он не мог это объяснить, просто вся эта обстановка и нахождение в чужом пространстве отталкивала его, ковыряние в чьих-то вещах вызывало у него отвращение. Хотя, в целом, он воспринимал это лишь частью своей работы, а эмоции испытывал только к окружению, но не к людям. Люди, не важно какие – хорошие или плохие, умные или глупые, для агента НСБ представляли собой лишь объекты, обладающие разной информацией. Тем временем, этажом выше началась возня, лязг металла, затем глухой удар и громкие крики полицейских. Агент М. быстро последовал наверх за вереницей бойцов и очутился перед входом в квартиру. Хлипкая деревянная дверь была выломана и жалобно болталась на повреждённых петлях. М. вошёл внутрь, в тёмное пространство прихожей. По обеим сторонам на стенах висели на крючках какие-то сумки, пакеты, старая одежда. Атмосфера здесь была спёртая, впереди было видно убогую кухоньку с маленьким холодильником, дрянным облупленным столиком и пластиковыми стульями. Справа была единственная комната, в которой стояли трое полицейских
– Вас подозревают в приготовлении к террористическому акту и диверсии, направленным на подрыв государственного строя Свободии. В этом жилище имеются оружие и взрывные устройства или иные запрещённые к хранению гражданами вещи? – закончил М.
– Вы все сдохните, оккупанты. – злобно процедил сквозь зубы парень, не поднимая головы.
М. кивнул, осматриваясь в комнатке, заставленной дешёвой мебелью. Жестом он указал двоим полицейским, что они могут покинуть помещение. Сразу стало как-то посвободнее и он принялся внимательно осматривать нехитрый интерьер этой халупы. Никто и никогда добровольно не выдавал предметы, которые ему приходилось искать. М. иногда задумывался над тем, как это глупо со строны подозреваемых, ведь утаить что-то в такой ситуации было невозможно. Любому обыску всегда предшествовала тщательная слежка и проводился он внезапно – он не помнил ни одного случая, чтобы кто-то был готов к такому событию. Никому не удавалось скрыться или что-то утаить: отыскать даже самый искусно сделанный тайник было просто вопросом времени. Он принялся методично исследовать каждый квадратный метр комнаты, описывая всё в заранее приготовленном бланке. В отличии от полиции, в НСБ бумажная волокита не несла какого-либо практического значения и была скорее просто ритуалом, рудиментарным действием. Этот протокол обыска он заполнял, что называется, "для галочки" – его никто даже читать не станет, ну а показания людей было принято до последнего считать неправдивыми.
В тумбочке с отвалившейся дверцей, стоявшей у окна, он нашёл водительское удостворение на имя Альберта Володина – оно было подлинным и принадлежало задержанному, который лежал сейчас на полу в беспомощном состоянии. "Даже не пользовался фальшивками." – несколько удивился М. Обычно в таких случаях находишь целый ворох паспортов и удостоверений на разные имена. В продавленном диване под вонючим пледом обнаружилась огромная дыра. Немного пошарив рукой внутри, М. извлёк из недр дивана пистолет. Он не особо разбирался в оружии, но вид у пистолета был самый, что ни на есть, боевой. Все находки он бережно складывал в отдельные пакеты. Некоторое время спустя, в комнату, шумно дыша, вошёл Алексей Мельников. Они работали вместе с самого момента их прибытия в Метрополис, столицу региона Морея, в качестве служащих НСБ. Мельников был высоким мужчиной сорока двух лет, крепкого сложения, с добродушным лицом: увидев его впервые, скорее можно было подумать, что он какой-нибудь фермер; он давно облысел и брил голову наголо, однако лицо его украшала короткая огненно-рыжая борода. М. был с ним одного возраста и знал его ещё со времен учёбы в академии. Войдя в комнату, Мельников потряс в воздухе прозрачным пакетом, туго набитым разнокалиберными купюрами:
– Там на заднем дворе мы с кинологами нашли целый арсенал и тайник с деньгами!– он явно ликовал.
– Я тоже – М. бросил взгляд на упакованный и лежавший на журнальном столике пистолет. Мельников усмехнулся, глянув на оружие.
– Собака привела нас к схрону у мусорных баков. Мы всковырнули тротуарную плитку, а там около двух килограммов тротила и дистанционные взрыватели. Ему оставалось только собрать всё это. – Он легонько пнул неудавшегося террориста. Тот никак не отреагировал и продолжал неподвижно лежать, уткнувшись лицом в ковёр.
– А деньги? – М. вопросительно посмотрел на мешок.
– Там же. Я давно не видел такого, там взрывчатки хватит, чтобы снести целый район. Ещё бы узнать, от кого он получил деньги и для чего они предназначались.
– Да от того же, кто дал ему взрывчатку, я уверен.
Всё найденное вызывало больше вопросов, чем ответов, и было головной болью следователя, которому М. и Мельников непосредственно подчинялись.
Обыск завершился только спустя два часа, квартира была перевёрнута вверх дном и осмотрено абсолютно всё, что только возможно. Арестованного давно увезли для допроса в НСБ. М. и Мельников с облегчением вышли на улицу. Уже вечерело и жара, обычная для этого времени года, немного спала. М. встал у "парадного" входа, вытащил из нагрудного кармана помятую пачку сигарет и закурил. Улица была немноголюдная – здесь не было крупных магазинов или забегаловок, изредка по дороге проезжали машины, где-то слышались детские крики и смех. На противоположной стороне прямо перед ним красовался большой плакат с изображением счастливо улыбающегося светловолосого мальчугана и размашистой надписью "Я гражданин Свободии!" М. апатично глазел на него, сплёвывая табачные крошки, пока Мельников говорил по мобильнику. Такого рода изображения с подобными лозунгами были развешаны по всему городу и встречались чуть ли не на каждой улице. Государство щедро выделяло деньги Министерству пропаганды патриотизма, однако местные жители относились к подобной агитации абсолютно равнодушно. Сам М. никогда не придавал значения этим плакатам и редко задумывался над их содержанием. "Я гражданин Свободии" – но тот парень, которого мы сегодня взяли, явно себя таковым не считает." – М. затянулся дымом, продолжая лениво размышлять – "Ради чего он намеревался убивать невинных людей?" М. нечасто приходили на ум подобные вопросы, и это был один из тех немногих моментов, когда такое случалось. Морея добровольно вошла в состав Свободии одиннадцать лет назад, после того, как в ней разгорелся политический кризис. Президент Фриман принял великодушное решение оказать соседнему государству помощь и, во время торжественного обращения к нации, объявил, что морейцы и свободийцы сотни лет были очень близкими народами, по какой-то нелепой случайности разделёнными границей, а по сему Свободия готова принять их в свой состав для защиты. Был организован референдум, безопасность которого обеспечили свободийские войска, и большинство населения проголосовало за объединение. Однако, дальше всё пошло не так гладко, как ожидалось. Сразу после объединения, небольшая армия Мореи была распущена, и очень скоро в ряде провинций, в основном в горах и непроходимых лесах, появились отряды сепаратистов, которые заявили о непризнании референдума и воссоединения двух стран. Они начали партизанскую войну и в первые два года после этих событий армия Свободии вела против их отрядов тяжёлые бои. Но силы сепаратистов постепенно таяли, они стали избегать открытых столкновений и перешли к тактике террора. М. оказался здесь в составе первых служащих, отправленных в новый регион для проведения мер по интеграции. По сравнению с жизнью в мрачном промышленном городе на севере Свободии, эти места показались ему тропическим раем с картинки на рекламном буклете какого-нибудь туристического бюро. Тёплое море, горы, вечнозелёные леса, изобилие всевозможных товаров и продуктов, солидное жалованье – на фоне вечного дефицита, бедности и убогого быта, в котором ему и его семье приходилось существовать ранее, это было сказкой наяву. Но насладиться всеми благами нового положения в полной мере поначалу было невозможным – в тот период взрывы сотрясали центр Метрополиса по нескольку раз в неделю, М. ощутил себя попавшим в самое горнило необъявленной войны. Президент Фриман объяснял это происками спеслужб недружественных стран, в частности, Макронезии, которая давно враждовала со Свободией из-за территориальных споров. В самом деле, откуда боевики получали средства для ведения этой подлой войны? Взрывались полицейские участки, бизнес-центры, государственные учреждения, машины, железнодорожные пути; военные подрывались на дорогах, едва покинув пределы своих баз. НСБ сразу же предприняла ряд ответных действий: агенты внедрялись в группировки сепаратистов, выявляли сочувствующих им из числа местного населения, выходили на их лидеров. Ни один день не проходил без массовых арестов и обнаруженных в разных местах бомб, масштабы действий и планы повстанцев поражали воображение. О таких вещах М. изначально знал только по учебникам – в Свободии диверсии были крайне редким явлением. Но боевики также не сидели сложа руки, стремясь ответить на действия НСБ ещё более устрашающе. Тогда же появились первые террористы-смертники, это стало неприятной неожиданностью для НСБ и самого М. Ему воочию пришлось увидеть, как один из фанатиков взорвал себя прямо у входа в здание городского суда. Число взрывов и жертв снова резко возросло. В ответ на это центральные районы
Вскоре жизнь наладилась и вернулась в привычное русло. Руины, напоминавшие о взрывах, убрали, на их месте возвели новые здания. Большую часть арестованых повстанцев отправили проходить исправление в северные районы Свободии, где они жили и трудились на благо общества в специальных лагерях. Тогда же президент Фриман начал проводить политику оздоровления экономики – в Морее ввели налоговые послабления для бизнеса, иностранцам разрешили приезжать в новый регион в качестве туристов, а также для работы и открытия своего дела. Это было крайне необычным ходом, ведь по законам Свободии въезд иностранцев на её территорию был запрещён в целях безопасности. В первое время М. удивлялся и без того пёстрому составу населения Метрополиса, а потом и хлынувшему потоку людей из других стран, разных национальностей, цвета кожи, говоривших на языках, о которых он и не слышал никогда. Очень быстро английский язык стал в Морее своеобразным лингва-франка, а затем и официальным, наряду с русским. Тем не менее, кроме пользы, всё это принесло и некоторые проблемы. Большинство иностранцев вели легальные дела: открывали клубы и всевозможные увеселительные заведения, магазины, клиники, мелкие фабрики, охранные агенства. Но ряд мигрантов неприминул возможностью нажиться, нарушая законы, воспользовавшись тем, что внимание полиции было до сих пор обращено, в основном, на борьбу с остатками экстремистов. Жарким цветом зацвела наркоторговля – М. часто ездил на автомобиле по кольцевой дороге за чертой города и видел, как по обеим её сторонам то тут, то там раскинулись алые поля опиумного мака, на которых невозмутимо трудились рабочие. Полицейские рейды в таких местах проводились скорее для отчётности: опиумную делянку перепахивал трактор, а нелегальных рабочих-мигрантов вскоре отпускали на все четыре стороны – зачастую у них не было документов и никто не знал, куда именно их следует депортировать. Процветали бордели и проституция, на каждом столбе были наклеены десятки красочных объявлений, с предложениями "отдохнуть" у какой-нибудь мадмуазель. И это при том, что проституция в Свободии каралась тюрьмой! Каждый день в город прибывали контрабандисты, беглые преступники и разномастные отбросы со всех уголков мира. Так сказать, обратная сторона медали экономического подъёма, но М. был уверен, что в будущем с этим справятся. Единственное, что приводило М. в легкое недоумение, так это запрет на свободный въезд в Морею самим гражданам Свободии, не смотря на то, что теперь это была часть их собственной страны. Гражданину, который не направлялся в Морею по службе, требовалось получить паспорт и специальную визу в Управлении по миграции, чтобы законно попасть эту территорию. Это добавляло работы НСБ, т.к через административую границу, вплавь или по суше, пытались пробраться свободийцы, которых манила возможность более высоких заработков. По правилам, НСБ должна проверять таких людей на предмет преступлений, которые они могли совершить в Свободии, и самое главное – на лояльность государству и бессменному лидеру президенту Фриману. М. знал о т.н "неверномыслящих", которые по какой-то причине выступали против политики Фримана, либо стремились эмигрировать во враждебные страны. Такое состоянии считалось в Свободии психическим расстройством и эти люди подлежали принудительному лечению, либо помещению в исправительный лагерь в случае злостной агитации или оскорбления государственной власти. Пойманные нелегалы пытались скрывать своё происхождение и выдавать себя за местных жителей, но отпечатки пальцев, которые брали поголовно у всего населения Свободии по достижении шестнадцати лет, в любом случае выявляли нарушителей. М. не раз видел, как задержанные повреждают кожу на руках любыми способами и наносят себе увечья, лишь бы их не выслали назад, в Свободию. Но это лишь оттягивало неотвратимый финал и было одной из причин переполненности депортационных центров.
М. бросил окурок на растрескавшийся, мягкий от жары, асфальт и затушил его ногой. Мельников закончил разговор и повернулся к М.
– Шеф приказал ехать в офис, у него есть для нас кое-какие указания, это не по телефону. Где ты припарковался? – он огляделся по сторонам, убирая мобильник в карман брюк. – Доехать бы побыстрее, хочу сегодня пораньше попасть домой, обещал жене сводить вечером сына на стадион, посмотреть на игру в регби.
– А что с твоей машиной?
– Без понятия – Мельников пожал плечами – не смог завести, не было времени разбираться.
– А когда оно у нас было, это время? – М. устало вздохнул и вытер платком пот со лба. Единственное, к чему он до сих пор не привык здесь, так это к тропической жаре, которая сменялась зимой сезоном дождей. Он специально оставил машину на соседней улице, т.к там была менее солнечная сторона, найдя место в тени большого кипариса.
М. завёл двигатель, кондиционер в считанные секунды создал в салоне приятную прохладу. Они двинулись в центр по проспекту Воссоединения, но вскоре оказалось, что дорожные службы начали ремонт и проезжая часть сузилась до двух полос. Чтобы не тащиться еле-еле в пробке, М. свернул на 11-ю улицу. Так путь выходил немного длинее, но всё же они сэкономят больше времени. Он следил за дорогой, время от времени поглядывая в боковое окно. Справа мелькали однотипные четырёх-пятиэтажные кирпичные дома жилых блоков, а по левую сторону взору представали высокие холмы, поросшие лугами и редкми лесочками, прозванные среди местных "драконьими" . Они опоясывали эту часть города и, действительно, сильно напоминали лежащего на земле зелёного дракона. Местами их уродовали раскинувшиеся на склонах трущобы. Из-за притока иммигрантов в последние годы целые районы из лачуг росли на холмах, как грибы после дождя. Отсюда их было трудно разглядеть в подробностях и они казались огромными кучами мусора, сползающего вниз по склонам. Полиция и агенты НСБ не горели желанием наведываться в эти места. М. хорошо помнил, как трудно было побороть брезгливость, впервые оказавшись в здешних трущобах. Там царила ужасающая грязь и нищета, всевозможные авантюристы, приезжавшие в страну, что называется, в одних штанах, пожив на улицах, затем селились на холмах. Все они надеялись сорвать свой куш и вырваться из этой дыры, но по факту, большинство обитателей лачуг жили в них годами вместе с семьями. С ростом численности населения Метрополиса цены на жильё быстро поползли вверх. Но, конечно, правительство обещало вскоре решить эту проблему. Вдоль дороги, на обочинах часто мелькали огромные плакаты, с которых мудрым отеческим вглядом на проезжающих смотрел президент Фриман, бессменно управляющий Свободией уже почти тридцать лет, после того как в ней был свержен режим социалистической партиии. Ему должно было быть семьдясят, если М. считал правильно. Просто в последние годы информацию о возрасте президента и дату его рождения стали убирать из СМИ и общего доступа. Поэтому М., никогда не интересовавшийся подобным вопросом, испытывал затруднения, пытаясь вспомнить точный возраст президента. Но надо признать, выглядел Фриман весьма бодрым и словно не старел. Хотя некоторые, особо внимательные, подмечали, что внешность лидера страны несколько поменялась – его прежде круглое лицо вдруг приобрело выраженные скулы, изменился и подбородок, став более волевым, а прежняя плешь постепенно сменилась аккуратной причёской с пробором. Само собой, люди предпочитали помалкивать, т.к через чур язвительные выражения о странностях во внешнем виде президента считались оскорблением государственной власти и карались весьма сурово. М. это не волновало – так президент выглядел только лучше. Проехав перекрёсток со светофором, он приметил небольшой маркет и рядом с ним лавку, где торговали хот-догами. М. повернулся к Мельникову:
– Подождёшь? Я быстро заскочу, возьму что-нибудь перекусить. В последний раз ел только утром.
– Только поторопись, не хочу проторчать в офисе допоздна.
М. кивнул, протянув ему пачку сигарет.
– Не надо, у меня есть – Мельников отказался и, глядя на пачку,ухмыльнувшись добавил – "Лидер"? Как ты до сих пор этот эрзац куришь? Я запах-то его не переношу. Перешёл бы на нормальный табак.
М. стыдливо убрал пачку в карман. Некоторые привычки слишком сильно вошли в его жизнь и с ними трудно было расстаться.
Поначалу он направился к лавке, от которой вкусно пахло жаренными на углях сосисками, но в последний момент передумал и быстрым шагом отправился в маркет. Когда ему стукнуло сорок, он заметил, что стал немного полнеть, с этого момента он пытался следить за здоровьем и фигурой, но служба занимала большую часть его времени, часто лишая возможности нормально отдохнуть или поесть. "Издержки профессии" -промелькнуло у него. Зато у него высокое жалованье и дом в хорошем районе, куда он шесть лет тому назад перевёз жену с дочкой.