Соглядатай (сборник)
Шрифт:
Уоллес не решается вновь перевести разговор на важную для него тему: у нее может возникнуть впечатление, что он зашел в магазин с единственной целью – получить какие-то сведения об этой фотографии и не желает потратиться даже на маленький ластик, вместо этого заставляя ее перевернуть весь магазин вверх дном в поисках несуществующего предмета с вымышленной маркой, название которой так трудно вспомнить целиком – и понятно почему! Стало бы ясно, что его ухищрения шиты белыми нитками, ведь, назвав две средние буквы, он не давал своей жертве возможности усомниться в существовании такой марки.
Придется опять купить какой-нибудь ластик, совершенно лишний, поскольку это будет явно не тот, который он ищет, а
– Я беру вот этот, – говорит он, – может быть, он мне подойдет.
– Вот увидите, это очень хороший ластик. Все наши покупатели очень ими довольны.
Дальнейшие объяснения не понадобятся. Теперь надо вновь перевести разговор на… Но комедия продолжается в таком темпе, что времени на размышление почти не остается: «Сколько с меня?» – из бумажника вынимается банкнота, сдача звякает о мраморный прилавок… Развалины древних Фив… Уоллес спрашивает:
– Вы продаете репродукции гравюр?
– Нет, пока что я торгую только открытками. (Она показывает на два вертящихся стенда.) Если хотите, можете взглянуть: тут есть несколько картин из музея, а остальное – виды города и окрестностей. Если вам это интересно, многие виды снимала я сама. Вот смотрите, я заказала открытку со снимком, о котором мы сейчас говорили.
Она достает глянцевую открытку и протягивает ему. Да, это та самая фотография, которую увеличили и выставили в витрине. На открытке видны еще каменный бордюр набережной на первом плане и поручни у входа на маленький разводной мост. Уоллес разыгрывает восхищение:
– Очень красивый особняк, правда?
– Бог ты мой, ну конечно, раз вам так хочется, – отвечает она, смеясь.
И он уходит, унося с собой почтовую открытку – нельзя было не взять ее после того, как он расхваливал этот снимок, – и маленький ластик; теперь он на дне кармана вместе с тем, который куплен сегодня утром, такой же бесполезный.
Уоллес спешит: скоро полдень. Он еще успеет поговорить с доктором Жюаром до обеда. Сейчас ему надо свернуть налево, чтобы попасть на Коринфскую улицу; но ближайший переулок упирается в какую-то поперечную улицу, так он рискует заблудиться. Лучше дойти до ближайшего перекрестка. После посещения клиники он пойдет искать почтовую контору в дальнем конце улицы Жанека; это недалеко, можно добраться пешком. Теперь главное – узнать, который час.
Посреди улицы как раз стоит полицейский, очевидно, регулирующий движение напротив школы (иначе нельзя объяснить его присутствие на этом не слишком оживленном перекрестке). Уоллес возвращается на несколько шагов назад и подходит к полицейскому. Тот отдает ему честь.
– Скажите, пожалуйста, который час?
– Четверть первого, – сразу отвечает полицейский.
Наверно, только что смотрел на часы.
– Улица Жозефа Жанека – это далеко отсюда?
– Смотря какой дом вам нужен.
– В самом конце, у бульвара.
– Тогда все просто: на первом перекрестке сверните направо и сразу же налево; а потом идите все время прямо. Это не займет много времени.
– Там есть почта, верно?
– Да… на бульваре, на углу улицы Жонас. Но если вам нужна почта, незачем ходить так далеко…
– Знаю, знаю, но… Мне надо там… забрать корреспонденцию до востребования.
– Значит, первый поворот направо, потом первый налево, а потом все время прямо. Вы не запутаетесь.
Уоллес благодарит его и идет дальше, но, дойдя до перекрестка и собравшись повернуть налево – к клинике, спохватывается, что не назвал полицейскому свой первый пункт назначения и тот подумает, будто он свернул не туда, несмотря на точные и подробные разъяснения. Уоллес оборачивается, чтобы проверить, не наблюдают ли за ним: полицейский машет ему рукой, напоминая,
Если он так близко от этой почты, почему бы не зайти сначала туда? Тем более что сейчас уже больше двенадцати и доктор Жюар обедает; а на почте перерыва нет, там он никому не помешает.
Перед тем как исчезнуть за поворотом, он видит, как полицейский ободряюще машет ему рукой, давая понять, что он идет в верном направлении.
Глупо ставить регулировщика в таком месте, где и регулировать-то нечего. В это время дня школьники уже дома. Да и есть ли тут школа?
Как и говорил полицейский, за первым перекрестком Уоллесу сразу попадается второй. Если бы он повернул направо, на улицу Бернадетты, то вернулся бы назад и, проделав небольшой крюк, оказался бы на Коринфской улице; но сейчас он находится на равном расстоянии от клиники и от почты и вдобавок плохо ориентируется в этом квартале: есть риск опять наткнуться на этого полицейского. Выдумка насчет корреспонденции до востребования была не слишком удачной: если бы его письма приходили в эту почтовую контору, он знал бы ее адрес, а не называл бы ее приблизительное расположение.
Какая злая судьба заставляет его сегодня искать оправдания на каждом шагу? Может быть, все дело в особой планировке здешних улиц, из-за которой приходится постоянно спрашивать дорогу, а при каждом ответе снова и снова отклоняться от нужного направления? Когда-то он уже блуждал среди этих неожиданных развилок и тупиков, где если и удавалось вдруг идти по прямой, это означало только, что скоро окончательно запутаешься. Но тогда беспокоилась только его мать. Они дошли наконец до этого отрезка канала; было солнечно, и старые фасады низеньких домиков отражались в зеленой воде. Наверно, это было летом, во время школьных каникул: они заехали в этот город (по пути на юг, к морю, куда отправлялись каждый год), чтобы навестить какую-то родственницу. Он смутно вспоминает, что родственница сердилась, что речь шла о наследстве или чем-то подобном. Но знал ли он это в точности? Он не помнит даже, встретились они с этой дамой или уехали ни с чем (у них было всего несколько часов между одним поездом и другим). Впрочем, настоящие ли это воспоминания? Ему могли просто рассказать об этом дне: «Помнишь, когда мы с тобой поехали…»
Нет. Он своими глазами видел и этот отрезок канала, и дома, отражавшиеся в его тихой воде, и очень низкий мост, преграждавший вход в канал… и остов заброшенного корабля… Правда, это могло происходить в какой-нибудь другой день, в другом месте или даже во сне.
Вот улица Жанека и стена вокруг школьного двора, где осыпались каштановые деревья. «Внимание, граждане». И вот указатель, призывающий водителей снизить скорость.
Стоящий у входа на мост человек в темно-синем кителе и форменной фуражке кивает ему, как старый знакомый.
Глава третья
1
В большом доме, как всегда, тихо.
На первом этаже старая глухая экономка завершает приготовления к ужину. На ногах у нее войлочные шлепанцы, поэтому не слышно, как она ходит взад-вперед по коридору – между кухней и столовой, где на громадный стол в раз и навсегда заведенном порядке кладется единственный прибор.
Сегодня понедельник, по понедельникам ужин простой: овощной суп, наверно, немного ветчины и какое-нибудь крем-брюле непонятного вкуса или рисовый пудинг с карамельным соусом…