Соглядатай (сборник)

Роб-Грийе Ален

Хотя время не сходится: когда старая служанка прибежала вызывать «скорую помощь», на часах было… И все-таки осторожность не помешает, надо сразу же сообщить об этом странном типе в полицию; не сделаешь заявление до полудня – могут оштрафовать, а уж если что случится…

Хозяин достает телефонный справочник и долго листает его, время от времени бросая поверх книги подозрительные взгляды на столики. Наконец он набирает номер.

– Алло! Служба регистрации приезжих?

При этом он сверлит Уоллеса осуждающим взглядом.

– Говорят из кафе «Союзники», улица Землемеров, дом десять… У меня постоялец.

Долгое молчание.

Пьяница широко разевает рот. Слышно, как из крана в раковину равномерно капает вода.

– Да, я сдаю комнату.

– …

– Бывает и так.

– …

– Карточку я вам пришлю, но выполнять формальности надо как можно раньше… Особенно если имеешь дело с такими людьми…

Бесцеремонность, с какой этот человек говорит о нем в его присутствии, настолько возмутительна, что Уоллес готов взорваться – и тут он снова слышит насмешливый голос генерального комиссара: «А как это доказать, если вы не объявились?»

Желая навредить Уоллесу, хозяин просчитался: вот если бы он не сообщил в полицию, то комиссар Лоран смог бы продолжить свой маленький розыгрыш. А у этого чудака не поймешь, где кончается розыгрыш и где начинается. И хотя Уоллес не склонен принимать такие вещи всерьез, все же он испытывает некоторое облегчение оттого, что его непричастность будет доказана.

– Его фамилия Уоллес. «У», «о», два «эль», «е», «эс». По крайней мере, так он утверждает.

Это сказано с явным желанием задеть – даже оскорбить, и взгляд, которым хозяин смеривает постояльца, заставляет его наконец вмешаться. Он достает бумажник, чтобы сунуть под нос хозяину удостоверение личности, но вовремя спохватывается, вспомнив, какая фотография в паспорте: на ней изображен человек гораздо старше его, с пышными темными усами, как у опереточного турка.

Эта «особая примета» вступала в противоречие с теориями Фабиуса о внешности секретного агента. Уоллесу пришлось сбрить усы, и от этого его лицо изменилось, помолодело и для постороннего глаза стало почти неузнаваемым. У него не было времени поменять фотографию, а предъявлять министерское удостоверение он, естественно, не может.

Сделав вид, будто разглядывает первый попавшийся ему под руку документ – обратный билет на поезд, – он с самым непринужденным видом кладет бумажник обратно в карман. В любом случае он, кажется, пропустил разговор по телефону.

А тем временем донос хозяина оборачивается против него самого, и вопросы, которые задают ему на другом конце провода, начинают выводить его из терпения:

– Да нет же, говорю вам, он приехал только вчера вечером!

– …

– Да, только прошлую ночь! А где он провел позапрошлую, спросите у него сами.

– …

– Так или иначе, я вас предупредил!

Пьяница тоже хочет высказаться, он приподнимается на стуле:

– И еще он хотел меня убить!.. Эй! Надо сказать им, что он хотел меня убить!

Но хозяин не удостаивает его ответом. Повесив трубку, он возвращается за стойку и роется в ящике с документами. Регистрационные карточки для полиции очень давно не были ему нужны, и теперь их нелегко найти. Наконец он находит пожелтевший, весь в пятнах, бланк; Уоллесу придется заполнить его, предъявить удостоверение личности, объяснить, почему его внешность так изменилась. А потом он сможет уйти – и отправится на почту, спрашивать, не видели ли там вчера вечером человека в плаще…

Пьяница опять уснет на своем стуле, хозяин вытрет столы и вымоет бокалы.

На этот раз он тщательнее закроет кран, и равномерное, как стук метронома, падение капель на поверхность воды прекратится.

Сцена закончится.

Опираясь массивной верхней частью туловища на широко расставленные руки, ухватившись ладонями за край стойки, наклонив голову, чуть скривив рот, хозяин опять будет глядеть в пустоту.

5

В мутной воде аквариума неуловимо мелькают тени, – призрачное колыхание, которое затухает само собой… и потом не знаешь, видел ты что-то или нет. Но туманность появляется снова, описывает несколько кругов на свету, а затем растворяется за завесой водорослей, в протоплазменных глубинах. Какое-то мгновение эта масса подрагивает от последнего, быстро ослабевающего завихрения. И снова все успокаивается… Пока снизу вдруг не всплывет и не прижмется к стеклу что-то иное, лицо из сна… Полина, нежная Полина… едва показавшись, она исчезает тоже, чтобы уступить место новым образам и видениям. Пьяница сочиняет загадку. Человек с тонкими губами, в узком, доверху застегнутом плаще ждет, сидя на одиноком стуле посреди пустой комнаты. Неподвижное лицо, руки в перчатках лежат на коленях, – никаких признаков тревоги. Время у него есть.

Ничто не помешает его плану осуществиться. Он ждет посетителя – не безвольного паникера, а, наоборот, человека, на которого можно положиться: это ему будет поручено совершить сегодняшнюю, вторую по счету казнь. В предыдущей акции он был на вторых ролях, но свою часть работы выполнил безукоризненно; а вот Гаринати, для которого все так тщательно подготовили, не сгодился даже на то, чтобы выключить свет. А сегодня утром упустил своего клиента.

– В котором часу?

– Понятия не имею, – отвечает хозяин.

– Вы не заметили, как он ушел?

– Если бы я заметил, как он ушел, то знал бы, в котором часу.

Упершись руками в стойку, хозяин раздумывает, стоит ли сообщить Уоллесу об этом разговоре. Нет. Пускай сами между собой разбираются; а ему никто ничего не поручал…

К тому же Уоллес уже покинул маленькое кафе и возвращается на сцену…

6

И снова Уоллес идет по направлению к мосту. Впереди, под хмурым небом, тянется Брабантская улица – и строгие фасады ее домов. Сейчас все служащие уже на работе, сидят со своими счетными книгами и арифмометрами; цифры выстраиваются в колонки, сосновые бревна укладываются в штабеля на набережной; механические руки управляют кранами и лебедками, стучат по клавишам пишущих машинок, не теряя ни секунды, не допуская сбоев, не делая ошибок; торговля лесом процветает.

На улице так же безлюдно и тихо, как ранним утром. Лишь несколько автомобилей, стоящих перед дверьми, под черными табличками с золотыми надписями, дают представление о напряженной деятельности, которая кипит сейчас за этими кирпичными стенами. Других изменений – если они и произошли – не замечается, все осталось как было: и укрепленные лакированные двери, к которым ведут пять ступенек, и окна без занавесок – два справа от двери, два слева, а над ними четыре этажа с одинаковыми прямоугольными отверстиями. В этих конторах, где из экономии не включили электричество, приходится работать при скудном дневном освещении, и физиономии в очках близоруко склоняются над толстыми гроссбухами.