Сохраняющая машина. Авторский сборник
Шрифт:
Улица в жутком состоянии — трещины, глубокие колдобины, рассыпающийся поребрик. Из лопнувшей трубы течет мутная, слизкая вода, лужа все растет и растет. И магазины, и стоящие по обочинам автомобили выглядят грязно, запущенно. На всем отпечаток дряхлости, изношенности. Обувная мастерская заколочена, разбитые окна заткнуты грязными тряпками, с поблекшей вывески шелушится краска. Рядом — грязное кафе, клиентов всего двое — жалкого, несчастного вида люди в перемятых деловых костюмах, они пытаются читать газеты и пьют из потрескавшихся чашек похожий на помои кофе; когда ктонибудь из них поднимает чашку, капли отвратительной жидкости
— Джон Доз. — Они обменялись рукопожатием. Представившись, одетый в серое человек смолк, с того времени, как Фергессон и Шарлотта его подобрали, он не произнес и полусотни слов.
Вытащив из кармана свернутую в трубку газету, Унтермейер бросил ее на переднее сиденье, рядом с Фергессоном.
— Вот, полюбуйтесь, что доставили мне сегодня утром.
Газета представляла собой мешанину бессмысленных слов. Неразборчивый оттиск стертого, поломанного шрифта; бледная, водянистая краска, так и не успевшая высохнуть, наложена неровными полосами. Фергессон бегло пробежал текст, с таким же успехом он мог бы этого и не делать. Путаные статьи, нить повествования вьется бесцельно и никуда не приводит. Крупный шрифт заголовков объявляет какую-то несуразицу.
— Аллен привез нам кое-какие оригиналы, — сказала Шарлотта. — Они здесь, в этом ящике.
— Без толку, — обреченно вздохнул Унтермейер. — За все сегодняшнее утро он ни разу не пошевелился. Я стоял в очереди со своим тостером, хотел его отпечатать. С чем пришел, с тем и ушел. Поехал домой, а тут еще машина начала барахлить — ломается, наверное. Посмотрел под капот, так кто же в них понимает, в этих моторах? Ведь это не наше дело. Потыкал туда, сюда, как-то заставил ее дотащиться до бензоколонки… Проклятый металл настолько ослаб, что пальцем проткнуть можно.
Фергессон остановил бьюик перед большим белым домом, в одной из квартир которого жила Шарлотта. Потребовалось усилие, чтобы узнать это место — за месяц дом разительно изменился. Теперь его окружали деревянные леса, сколоченные грубо и неумело. Около фундамента неуверенно возятся рабочие, здание заметно завалилось набок. По стенам бегут устрашающей ширины трещины, все вокруг усеяно обломками штукатурки. Прилегающий к дому участок тротуара завален мусором и огорожен веревками.
— Сами мы не можем сделать ровно ничего, — яростно посетовал Унтермейер. — Только сидеть и смотреть, как все разваливается. Если он не оживет в самое ближайшее время…
— Все, что он печатал для нас раньше, начинает изнашиваться. — Шарлотта открыла дверцу и выскользнула из машины. — А все, что он печатает теперь, — сплошной кисель. Ну и что же теперь делать? — Она зябко поежилась от промозглого полуденного холода. — Думаю, с нами будет то же самое, что и в Чикагском поселении.
Всех четвертых пробрал леденящий ужас. Чикаго, поселок, которого больше нет! Печатавший для них билтонг состарился и умер. Утратив последние силы, он превратился в безмолвную, неподвижную груду пассивного материала, а все улицы и дома, все вещи, которые он когда-то печатал, постепенно
— Он не оставил потомства, — прошептала Шарлотта, ее голос дрожал от страха. — Растратил всего себя на работу, на печатанье, а затем просто взял — и умер.
— Но ведь другие узнали, — хриплым голосом нарушил молчание Фергессон. — Узнали и прислали замену, когда смогли.
— Поздно было, — проворчал Унтермейер. — Поселок уже рассыпался. Только и осталось от него, что пара случайно выживших людей — совершенно голых, умирающих от холода и голода, да собаки, которые на них охотились. Проклятые твари набежали со всех сторон, для них-то там был настоящий пир.
Они стояли на рассыпающемся под ногами тротуаре, тесно сбившись в кучу, полные страха и напряженного ожидания. Ужас отразился даже на худощавом лице Джона Доза, холодный, до костей пробирающий ужас. Фергессону очень захотелось оказаться вдруг десятком миль восточнее, у себя дома Поселок оживленный, процветающий, никакого сравнения с этим. Питтсбургский билтонг молод, в самом расцвете присущих его расе творческих сил.
Здания в Питтсбургском поселке прочные, без единого пятнышка, тротуары безупречно чистые, нога чувствует ровную, крепкую опору. Выставленные в магазинах телевизоры и миксеры, тостеры и автомобили, рояли и одежда, и виски, и замороженные персики — всё идеальные отпечатки оригиналов. Точные, подробные воспроизведения, их не отличишь от настоящих предметов, переживших войну в герметически закупоренных подземных убежищах.
— Если этот поселок рассыплется, — неловко сказал Фергессон, — кто-то из вас сможет переселиться к нам.
— А ваш билтонг сможет печатать больше, чем для сотни людей? — негромко спросил Джон Доз.
— Сейчас сможет. Вы ехали в этой машине, — Фергессон гордо указал на свой бьюик, — и сами видели, как здорово она сделана. Почти не хуже, чем оригинал, их и отличить-то можно, только если поставить рядом и долго сравнивать. Не знаю, — он заранее улыбнулся бородатой шутке, — может, мне оригинал и достался.
— Сейчас еще рано принимать какие-то решения. — Шарлотта взяла с сиденья стальной ящик и направилась к дверям дома. — Какое-то время у нас еще есть. Идемте с нами, Бен. И вы тоже, — кивнула она Дозу, — выпейте по глотку. Он не такой уж и плохой, этот виски, — отдает малость антифризом и надпись на этике не прочитать, но в остальном — не слишком скиселенный.
Но стоило Шарлотте поставить ногу на нижнюю ступеньку, рядом возник один из рабочих.
— Туда нельзя, мисс.
— Но ведь там моя квартира! — Шарлотта яростно рванулась, ее лицо побледнело от ужаса. — И все мои вещи — я же там живу. Это здание опасно, — настаивал рабочий — не рабочий, собственно, а один из жителей поселка, разрушающиеся дома охранялись добровольцами. — Вы посмотрите на трещины.
— Вижу их не первую неделю. Идемте, — нетерпеливо повернулась она к Фергессону, а затем легко поднялась по ступенькам и потянулась к входной двери.
Внушительная — стекло и хромированный металл — дверь сорвалась с петель и разлетелась вдребезги; острые как бритва осколки стекла сотнями брызнули во все стороны. Громко вскрикнув, Шарлотта попятилась, и тут же, прямо у нее под ногами, бетонное крыльцо стало рассыпаться; издав звук, похожий на громкий вздох, оно осело кучей белого порошка, бесформенной грудой легких, пересыпающихся пылинок.