Сокол и цветок
Шрифт:
Оба де Берга решили добраться до Кингзлинна, а потом направиться на юго-запад, в Питерборо. Погода была слишком мерзкой, чтобы любой богобоязненный христианин осмелился высунуть нос из дома или отойти от теплого очага, но Фолкон и Хьюберт продвигались вперед, не обращая внимания на ливень. В Кингзлинне оказалось, что мост через реку Ауз смыло, а сама река разбухла и потемнела, угрожая выйти из берегов и смыть все живое. Фолкон быстро принял решение. Они поедут на юг, вдоль берега, возможно, они смогут перебраться у Эли, если же нет, придется продолжать путь до Кембриджа, где Ауз и Кем сливаются и где наверняка не один мост.
Жервез оказался
В четыре утра Жервез сонно потянулся – все кости болели после сна в мокрой одежде, так что он даже заподозрил, уж не стал ли он с возрастом подвержен приступам ревматизма, но тут же рассмеялся: двадцать один год – далеко не дряхлый возраст. Он вскочил в седло, пришпорил коня и вновь помчался вперед под непрекращающимся, уныло моросящим дождем, который, как чувствовал Жервез, будет идти весь день. Он вновь задумался, какой дорогой ехать. Быстрее всего можно добраться до Кембриджа, если взять путь на восток, но при этом придется дважды переправляться через Ауз, потому что река делает двойной поворот. Если же повернуть коня на север, к Хантингтону, придется переплывать реку лишь однажды. Подкинуть монетку? Но тут вспомнив, что настоящее имя Робина Гуда – лорд Роберт Хантингтон, и решив, что это хороший знак, юноша направился туда. Он объехал Хантингтон, а когда увидел реку, все-таки подумал, что, наверное, сделал ошибку. Темный, взбухший, зловещий поток выглядел смертельно опасным. Жервез поехал вдоль восточного берега, безуспешно пытаясь разыскать мост, почти ничего не соображая, отупев от холода и дождя, казалось, проникавших в самый мозг. Был ли вообще мост у Или? Жервез не помнил. Он знал только, что там, где есть город и собор, должен быть мост. Жервез, все больше обуреваемый сомнениями, тем не менее продолжал гнать коня. По тому, как протестовал его пустой желудок, он понял, что уже полдень. Даже если он встретит де Берга сейчас, тот все равно не успеет добраться до Глочестера вовремя и помешать свадьбе.
Жервез остановил лошадь и вгляделся в бушующую реку. По всей видимости, он совсем рядом с Эли. И неожиданно юноше показалось, что он бредит наяву, – на другом берегу показалась группа всадников. И люди и кони были знакомы, а предводитель сидел в седле, как ни один человек в Англии.
– Де Берг! – окликнул Жервез, не зная, услышит ли тот за ревом воды, но голос прозвучал громко и ясно, как всегда, когда кто-то кричит у реки, и ему махнули в ответ. Жервез решил не медлить с дурными вестями.– Честер женится на твоей даме! – завопил он как мог громче. Фолкон взглянул на дядю.
– Я должен переплыть реку.
– Ты с ума сошел, парень! Утонешь!
– Утону? Перестань причитать как старая баба! – Фолкон спешился, снял дублет, сапоги, кольчугу и сунул их в седельные сумки.
Хьюберт вздрогнул, наблюдая за действиями племянника, – с каждой минутой становилось все холоднее. Фолкон повернулся к
– Маунтин-Эш!
Те, очевидно, поняли, но остались на месте. Фолкон обмотал поводья вокруг предплечья и повел коня в реку. Хьюберт покачал головой.
– Молодой жеребец горяч и нетерпелив, но, клянусь Богом, по выдержке ему нет равных в Англии.
Де Берг был прекрасным пловцом, но бешеное течение подхватило лошадь и всадника и понесло в бурный водоворот, с которым, казалось, почти невозможно справиться. И человек и животное теряли последние силы, пытаясь удерживать головы над грязной, глинистой, засоренной водой, борясь с неумолимым чудовищем, готовым их поглотить, и медленно, но верно двигались к противоположному берегу.
Жервез в ужасе и отчаянии наблюдал, как де Берг то уходит на дно, то вновь выныривает, и наконец затаив дыхание увидел, что тот сумел выплыть. Копыта лошади уперлись в глину – животное, подгоняемое страхом, резво выкарабкалось на твердую почву.
У де Берга хватило присутствия духа успеть размотать поводья, прежде чем беспорядочно бьющиеся копыта его раздавят. Он вцепился в дерево и постепенно выбрался из реки. Огромный боевой конь, отфыркиваясь, выпустил фонтан воды из ноздрей и, дрожа, нетерпеливо ожидал приказаний хозяина.
– Ты сказал, что Честер женится на моей невесте? – недоверчиво переспросил он.
– Да, сегодня, в Глочестере. Она решила переодеться мальчиком и сбежать к отцу в Чепстоу, но я не стал бы недооценивать Честера и этого ублюдка Джона. Они не позволят добыче ускользнуть.
– Поезжай в Кембридж и остановись в «Крусей-дер-Инн», у каменного моста Вздохов. Там будет Хьюберт со своими людьми, именно в этом месте они переправятся через реку. Встретимся в Маунтин-Эш, – приказал Фолкон.
– Разве ты не поедешь на постоялый двор переодеться? – удивился Жервез.
Но де Берг лишь нетерпеливо тряхнул головой.
– Нужно спешить, но ты поезжай, на тебе лица нет. Да и конь вот-вот свалится.
Жервез устало кивнул. Де Берг не нуждался в поддержке оруженосца, роль юноши в этой драме окончена.
В полдень четыре служанки пришли в покои Дже-змин, чтобы подготовить невесту. Они внесли лохань, ведра горячей воды и вылили туда едва ли не весь кувшинчик с драгоценным жасминовым маслом, сделанным Эстеллой специально для внучки. Когда женщины попытались снять с девушки измятый мальчишеский костюм, та начала сопротивляться:
– Где моя бабушка? Я никого не хочу видеть, кроме нее.
Служанки качали головами, уверяя, что понятия не имеют, где госпожа Уинвуд. Джезмин ничего не оставалось, как подчиниться. Ей вымыли голову, искупали, положили на глаза подушечки, пропитанные настоем лесного ореха, чтобы стереть следы рыданий с красных, опухших век. Служанки не переставали удивляться нежности и мягкости кожи невесты и превозносили красоту серебристо-золотых волос, легким облаком лежавших на ее плечах.
Граф самолично приготовил подвенечное платье, и служанки громко восхищались нарядом, но Джезмин сидела плотно сжав губы, изнемогая от отвращения. Сначала прямо на голое тело надели белое кружевное платье с длинными расширенными книзу рукавами. Тонкие кружева были почти прозрачными, так что через них ясно виднелись розовые торчащие соски. Поверх накинули белую атласную тунику, разрезанную по бокам, с низким квадратным вырезом, окаймленным мехом горностая. Серебряный пояс, усаженный бледно-розовыми аметистами, лег на бедра, волосы украсил скромный венок из розовых бутонов.