Сокол и огонь

Райан Патриция

— Сэр Бернард, — обратилась к нему Мартина, — не будете ли вы столь любезны сходить за отцом Саймоном.

— Ее уже причастили, — сказал он.

— Тогда, возможно, вы выполните мою просьбу и принесете кубок для вина?

Бернард секунду колебался: он не привык, чтобы его просили принести что-либо. Затем, решив, что роли скорбящего супруга это вполне соответствует, он кивнул и вышел из спальни. Торн с облегчением вздохнул и благодарно улыбнулся Мартине.

— Бог не наказывает вас, — сказала Мартина несчастной женщине.

— Наказывает, —

убежденно настаивала Эструда. — За то, что я сделала, ради того, чтобы заполучить это дитя. Это… это ребенок не Бернарда. Я согрешила, чтобы зачать, и поэтому Бог послал мне ребенка, который высосал жизнь из моего тела. Ребенок растет, а я таю. Я скоро умру и буду вечно гореть в аду. На мне лежит проклятие.

Эти слова утомили ее, она откинулась на подушки, тяжело дыша.

— Бог милостив, — сказала Мартина. — Он не стал бы наказывать вас столь жестоко за супружескую измену.

— Это не только измена, — прошептала Эструда с закрытыми глазами, будучи не в силах даже приподнять веки. — Я схитрила, чтобы достичь своей цели. Сэр Торн не желал меня, поэтому я пошла на обман.

Мартина недоуменно взглянула на Торна, который коротко кивнул в ответ.

— Я воспользовалась вашими духами. В полночь я вошла к нему, а он решил, что это были вы. Когда он обнаружил обман, то пришел в ярость, и я силой принудила его извергнуть в меня свое семя. Это большой грех. И Бог позволил ребенку сэра Торна вырасти в моем чреве, с тем чтобы он убил меня и я отправилась в ад на вечные муки.

Последние слова она произнесла едва слышно, слабеющим голосом.

Мартина почти с нежностью взяла ее лицо в свои руки и сказала:

— Откройте глаза, миледи. Посмотрите на меня. Вот так. А теперь внимательно послушайте, что я скажу. Вы не беременны.

Эструда пытливо скользила взглядом по лицу Мартины, пытаясь уловить смысл сказанного.

«Возможно ли такое?» — подумал Торн.

— Но мой живот… — простонала Эструда.

— Я же осмотрела вас, — напомнила ей Мартина. — И могу вас заверить, что это не ребенок. Вы не были беременны с самого начала. Вы страдаете от болезни, которую я однажды наблюдала в Париже. При ней живот вздувается и растет не переставая. Вы больны уже, наверное, с год, просто раньше не ощущали этой болезни.

— Месячные… но они прекращались у меня и раньше…

— Вот видите? — сказала Мартина. — Это болезнь.

— Я умру?

— Да, — тихо произнесла Мартина, помолчав.

Эструда кивнула.

— Скоро?

— Да, — помедлив, ответила Мартина.

— Слава Богу.

— И тогда вы будете вместе с ангелами, — заверила ее Мартина.

— Вместе с ангелами, — прошептала Эструда, улыбнувшись.

Торн заметил, что ее глаза наполнились слезами.

— Я попаду на небо…

Вернулся Бернард с кубком, в который Мартина налила вино. Она приподняла голову Эструды и поднесла к ее губам питье.

— Постарайтесь уснуть, — шепнула она ей.

Через несколько секунд скрюченное тело Эструды заметно расслабилось. Пальцы разжались, конечности

перестали судорожно сжиматься, а с лица сошла гримаса боли и страданий. Глаза закрылись, и дыхание стало ровным и спокойным. А через час, когда солнце коснулось горизонта, ее грудь перестала мерно подниматься и опускаться. Смерть, которую так долго ожидала Эструда Фландрская, наконец-то пришла к ней.

Часом позже Бернард, Годфри и отец Саймон совещались, сидя за круглым столом в спальне барона.

— Но она его невестка, — заметил Годфри, отвечая на слова Саймона, в то время как Бернард думал, наполняя свою чашу вином: «Просто согласись на это прежде, чем ты тоже уйдешь из жизни, это все, о чем я прошу».

Отец Саймон скрестил пальцы.

— Да, но ведь они все же не кровные родственники. Так что это не преступление, к тому же небольшое пожертвование в пользу епископа Ламбертского, и у церкви не будет никаких возражений против этого брака. — Он пожал плечами.

Бернард поднес отцу кружку. Старик выпил ее, затем медленно утер губы рукавом и уставился в пустой сосуд, открыв рот и нахмурясь, словно пытаясь постичь суть этого дела.

«Да не задумывайся ты над этим, лучше пей», — думал про себя Бернард. Он обнял отца за плечи одной рукой, а другой поднес к его губам полный кубок. Но Годфри не стал пить.

— А почему именно завтра? — спросил он. — Почему? Ведь еще не успело остыть тело Эструды.

«А ее тело никогда и не было теплым», — подумал Бернард.

Барон в сомнении покачал головой.

— Ни разу еще не слышал, чтобы вторая свадьба происходила на следующий же день после смерти первой жены, это…

— Слушай, отец, — зарычал Бернард, теряя терпение, — ты хочешь внуков в конце концов или нет?

Годфри медленно поставил кружку на стол, его глаза покраснели и подернулись влагой.

— Больше всего на свете. Да, ты должен вновь жениться. Я хочу этого. Но только почему именно на леди Мартине? Ведь вокруг столько подходящих невест…

— Но не для меня, — сухо сказал Бернард. — Ты помнишь, что мне пришлось отправиться за границу, когда я в первый раз захотел жениться? — Он налил себе еще. — И сейчас мне опять придется ехать за невестой куда-нибудь в Бретань, или Аквитанию, или во Фландрию, в общем, туда, где не знают… о том, что произошло двадцать лет назад. Вспомнил?

— Ах да, — пробормотал барон. — Та несчастная девушка.

— О Господи, — прохрипел Бернард. «Нет, это просто какое-то несчастье, что такой человек правит нами». — Я не хочу снова ехать за границу, — пояснил он этому тупому барану, своему отцу. — Слишком много времени будет потеряно зря. И кроме того, Эдмонд мертв, так что леди Мартина вступила во владение своими свадебными дарами. А эти земли принадлежат нашему роду со времен завоевания Англии. Так неужели тебе не хотелось бы, чтобы они остались у нас, а не у какой-то восемнадцатилетней чужачки, о которой мы ничего и не слышали вплоть до этого лета?