Сокол. Трилогия

Посняков Андрей

В храме Сета частенько проходили богослужения и праздники, только вот Макса туда не звали – Якбаал лишь усмехался, что всему свое время. Да, честно говоря, не больно-то молодой человек туда и хотел – слишком уж мрачным казался и храм, и Сет, и его культ. Совсем не в духе обычно веселящихся по любому поводу египтян! Может, эту мрачность и грозную загадочность привнесли в служение Сету захватчики хека хасут? Впрочем, черт с ними со всеми.

Максиму очень хотелось бы в отсутствие хозяина вдумчиво порыться в его личных вещах. Вот только в кабинете, как господин Якба гордо именовал колонную залу с развешенными по стенам картинами, никаких личных вещей не

было. Пользуясь случаем, юноша там все сундуки перерыл и ничего этакого не отыскал – ни часов, ни бумажника, ни, скажем, обычного пиджака или костюма. А ведь в Париже Якбаал не в набедренной повязке расхаживал! Значит, было все. Но где? Скорее всего – в спальне, как и все остальные, примыкавшей к главной зале, но, пожалуй, единственной, отделенной от нее обычной закрывающейся дверью. Хорошо бы туда проникнуть, да вот только как? В зале постоянно кто-то находился – прислуга, иногда Сетнахт. Слуги, среди которых оказалась даже пара чернокожих, такое впечатление, были немыми, по крайней мере никаких слов от них молодой человек не слышал. Так, бродили вокруг неслышными тенями. Другое дело – служанки, они же – танцовщицы, они же – наложницы. Уж те-то поговорить любили, особенно в отсутствие хозяина и Сетнахта. И особенно одна из девушек, Уна. Юная, тоненькая, чем-то напоминавшая Максиму Пебаст и Тейю одновременно, Уна казалась большой модницей, даже несмотря на свое подчиненное положение, и ухитрялась довольно умело пользоваться румянами, белилами, краской для век и прочими подобными штуками. Как заметил Макс, глаза в Черной земле подводили все – и женщины и мужчины. Черный контур, зеленовато-голубой макияж – кстати, это хорошо помогало от сверкающего солнца, и, чтобы походить на местных, юноша решил поучиться сему искусству, тем более что это давало повод поближе сойтись с Уной. Хотя куда, казалось, ближе? Уна приходила в опочивальню гостя через день – то одна, то в компании других девушек. Любовью она занималась охотно, неистово и ненасытно, как будто и была рождена ради этого. Максим поначалу даже стеснялся всех неожиданных ухищрений изобретательной девушки, подумать даже не мог, чтоб в Древнем Египте – и такое! Немецкие порностудии отдыхают!

Так вот Уна наряду с прочим любила и поболтать, причем на любые темы.

– Ах, ах, какие у тебя волосищи! Целая львиная грива! Совсем как у каких-нибудь дикарей или хека хасут… Ой! Ты не скажешь хозяину?

– Не скажу, не скажу. Чем тебе не нравятся мои волосы, Уна?

– Голову надо брить!

– Кому надо? Мне и так хорошо.

– Вообще-то приличным людям полагается носить парик! Хороший такой парик из льна или шерсти.

– А мои волосы что, на парик не похожи?

– Да похожи… Только все равно это некрасиво. Ой-ой-ой! Ты зачем схватил меня за руку? А, хочешь еще!

– Нет. Просто любуюсь браслетом. Красивый!

– Хозяин подарил мне его на праздник Сета.

Вот примерно так и проходили беседы. Правда, когда хозяин находился дома, даже Уна не позволяла себя говорить лишнего… так, может быть, иногда, случайно упомянет, что не очень-то любит хека хасут и тоскует по прежней – очень-очень веселой! – жизни в городе Белых стен.

А вот теперь хозяин уехал! И можно поговорить на разные темы. И не только поговорить.

Как-то под вечер Максим поймал Уну за руку:

– Придешь сегодня?

– Ого! Соскучился! – Девушка явно обрадовалась. – Давненько не звал.

– Соскучился, да… Заодно научишь меня накладывать на лицо краски?

– Краски?! Конечно! Наконец-то ты захотел походить на истинного вельможу, о благороднейший

Ах-маси.

– Ладно тебе смеяться-то. Так придешь?

– Конечно. Погоди, вот только закончу с уборкой. Позвать подруг?

– Нет. Лучше приди одна.

– Как скажешь, господин мой.

В ожидании гостьи Макс улегся на ложе и принялся размышлять. В центральной зале даже ночью в отсутствие хозяина всегда находился кто-то из слуг, если не жрец Сетнахт – тот тоже иногда любил бодрствовать до зари. И необходимо было как-то обойти сие препятствие. Как именно, юноша еще не знал, но почему-то не сомневался – придумает!

Уна проскользнула в дверной проем, как всегда, неслышно, лишь чуть шевельнулась тяжелая портьера. Прилегла на ложе, прижалась горячим нагим телом – из одежды на ней, как всегда, были только тоненький поясок, браслеты и ожерелье; молодые служанки здесь вообще не обременяли себя излишком одежды.

Руки девушки ласково скользнули по груди Максима… развязали набедренную повязку.

– Сделай как в прошлый раз, – тяжело дыша, томно прошептала Уна. – Как ты это называл, когда губы в губы?

– Поцелуй…

Крепко прижав к себе ночную нимфу, юноша принялся целовать ее в губы, жарко и долго. Уна стонала, извивалась: жители Черной земли не знали поцелуя – вместо этого лишь терлись носами. А прикасаться губами к губам… и более того, языком – казалось неслыханным, неимоверным развратом!

Чем сейчас, не очень-то переживая, и занималась Уна. И, кажется, поцелуи возбуждали ее куда больше, чем все остальное…

– Целуй меня, целуй! О…

Желтое пламя свечи выхватывало из полутьмы сплетенные коричневые тела, отражаясь в глазах любовников, пронзительно черных – Уны и светлых, серо-голубых, – Максима.

– Ты обещала научить меня красить лицо.

– Научу. – Соскользнув с ложа, девушка с наслаждением напилась из большой черной кружки. – Я оставила шкатулку за дверью.

Качнулась портьера, и Уна проворно вернулась обратно с небольшим сундучком в руках. Поставив его на пол, открыла крышку и, лукаво взглянув на юношу, шепнула:

– Садись!

– Послушай-ка, – облизнув губы, несколько сконфуженно произнес Макс. – Давно хочу спросить… Не обидишься?

– Если не будешь хулить богов – нет!

– Да я никогда и не…

– Шучу! Спрашивай, милый мой.

– Ты… мы… мы с тобой часто… ну, спим вместе… и с другими тоже. Но ведь от этого рождаются дети и…

Девушка неожиданно расхохоталась и, подбежав к парню, обвила его руками за шею:

– Поверь, глупенький Ах-маси, я и все мои подруги знаем, когда и где нам заводить детей. Уж точно – не здесь! Ты, верно, заметил, что я прихожу к тебе далеко не каждый день? И не всегда – в одно и то же время. О, мы, женщины, знаем много чего… Не вертись! Теперь опусти ресницы… Ага! Подними… Ну и глаза у тебя, брр! Вот уж точно, нехороший взгляд, не людской.

– Да почему же не людской-то? – обиженно переспросил молодой человек, терпеливо снося все косметические манипуляции.

– Потому что! – Уна ловко вырывала ему лишние волоски из бровей изящными золотыми щипчиками. – У всех людей глаза как глаза – черные, а у тебя какие, милый мой? Страх!

– Да ладно!

– И волосы тоже – слишком уж мягкие. Говорю тебе – побрей голову!

Макс дернулся:

– Сама-то чего не бреешь?

– Я служанка. А хороший парик стоит дорого. Ну, чего прищурился, милый?

– Щекотно.

– Щекотно ему… Так! Теперь мы тебя причешем… вот так… припудрим… подведем брови… губы… Так!