Соколов. Дилогия
Шрифт:
Он обернулся и смерил меня снисходительной улыбкой.
– При всем уважении, ваше сиятельство, вы еще даже не студент Аудиториума. Все, что случается на Полигоне, проходит под юрисдикцией нашей внутренней службы. Прошу, оставьте эту работу для нас. – И словно желая добавить ложку меда в бочку дегтя, он протянул мне руку для пожатия. – От лица всего преподавательского состава благодарю вас за помощь. Тем не менее прошу в будущем воздержаться от подобного героизма. Вы продемонстрировали великолепный потенциал, Михаил Николаевич.
Я рассеянно пожал его руку, и Лысый тут же переключил внимание на других сотрудников.
Значит, наверняка отчасти поэтому Корф хотел кого-то заслать в Аудиториум. Если вуз расследовал происшествия и преступления собственными силами, не исключено, что кое-то могло и вовсе не выходить за стены этого Хогвартса. Но, видимо, что-то все-таки просочилось наружу, раз Пистолетыч развернул целую спецоперацию по моему поступлению.
Тем временем до нас добежала группа медиков и помощников с отличительными знаками Аудиториума. Я узнал нескольких людей в халатах, которых видел на выходе с Восточного Полигона.
Сперва забрали истекавших кровью и тех, кто был без сознания. Я помог уложить нескольких на носилки. Затем увели “средних” – тех, кто был ранен, но мог передвигаться самостоятельно. Я оказался в последней группе – просто шел сам под присмотром руководившей операцией по спасению седой лекарки.
Обоих Сперанских унесли на носилках. Ирэн тоже уложили. Почти насильно. И Лысый в довершение ко всему приставил к ней конвой.
– Идем! – скомандовала дама в белой шапочке. – Старайтесь не отставать. Если чувствуете, что не можете идти, сразу говорите.
Не успели мы покинуть пятачок, на котором развернулся бой, как туда уже заспешили уборщики с метлами, ведрами и тряпками – убирать последствия происшествия. Мне это показалось очень странным: ведь обычно место преступления стараются сохранить в первозданном виде до прибытия криминалистов или как там должна называться аудиториумская служба правопорядка.
Почему Лысый так торопился все убрать? И если в Аудиториуме хотят скрыть подробности случившегося, то как они свяжут языки абитуриентам?
– Ой!
Я остановился и согнулся от резкой боли в голове. Словно в висок воткнули раскаленную спицу. Боль была такой силы, что я едва не упал.
– Юноша! – вскричала медичка. – Что с вами?
Я хватал воздух не в силах ей ответить. Голова горела так, что я не ощущал ничего, кроме этой адской боли. Сила внутри меня тревожно закипала, не зная, как реагировать.
Ко мне кто-то подбежал – но я увидел лишь ноги в ботинках. Кто-то схватил за плечи, удерживая от падения. Перед глазами все поплыло, серый асфальт и желтые листья превратились в грязные пятна…
Стало темно.
***
Мрак начал понемногу отступать. Откуда-то с периферии сознания доносились голоса: несколько женских – взволнованных, один мужской –
Я осторожно открыл глаза и поморщился. Голова гудела. Дрожащий свет люминесцентных ламп на белом плохо прокрашенном потолке.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я повернул голову. Какое-то подобие палаты. Слева, справа и впереди – белые шторки. Я лежал на кровати в собственной одежде – сняли только куртку и ботинки да закатали рукав левой руки, из вены торчала игла катетера. От катетера тянулась трубка капельницы – мешок уже наполовину опустел.
Справа за шторкой кто-то тихо постанывал, и вокруг больного мелькала едва заметная тень медсестры. Слева – видимо в той стороне был то ли пост, то ли вход – переговаривались люди. Судя по площади потолка, помещение было немаленькое.
– Что с Денисовым? – прогудел низкий мужской голос.
– Еще не пришел в сознание, – ответила ему женщина. – Исчерпал резерв, множественные легкие физические повреждения. Перелом лучевой кости правой руки – уже сращиваем. Что с разумом, пока не ясно: менаталисты до его сиятельства еще не дошли.
– Ясно. Как прибудут, ставьте Денисова первым из студентов. Нам не нужны проблемы с его семьей.
Женщина тяжело вздохнула.
– Есть и более тяжелые…
– Но менее знатные. Вы же понимаете, Ольга Юрьевна… К слову, как Сперанские?
– Братьев сможем отпустить на домашнее лечение – успеем подлатать здесь. А девушку придется транспортировать в стационарный лазарет. Или подержать у нас пару дней.
– Братья в сознании? – уточнил мужчина.
– Да, оба. Готовы перевести в соседнее помещение.
– Хорошо. Пригласите к ним менталистов. Пусть начнут работу по подготовке… К выписке.
Значит, я был прав. Они будут обрабатывать абитуриентов ментально, чтобы держали языки за зубами? Интересно, как именно? Просто сотрут часть воспоминаний или поставят блок, чтобы об этом невозможно было рассказать?
Кто-то приблизился к моему отсеку, и я уронил голову на подушку, закрыл глаза и притворился спящим. Лучше пока не высовываться.
Я услышал движение шторки на карнизе, кто-то заглянул, помедлил несколько мгновений, а затем вышел.
Продолжая лежать с закрытыми глазами, я судорожно соображал, как выйти отсюда, сохранив память. Рано или поздно они поймут, что я очнулся. Или сами меня разбудят – в конце концов, я не особо-то и пострадал. А вырубился наверняка просто от усталости. Да и резерв выскреб до дна.
Притвориться, что ничего не запомнил? Вряд ли поверят и полезут проверять. Поставить блок на память самому? Наверняка сломают. Менталисту уровня Радаманта это бы удалось, но мне – едва ли. Все же я сам до конца не понимал принципа того, что творил с мозгами той же Ирэн. Против обученного менталиста противопоставить нечего.