Сократ и афинская демократия
Шрифт:
Этап № 1. Сначала божественное припоминание, благодаря воле богов избранный человек (или пробужденный другим избранным) открывает в себе либо знания из прошлой жизни, либо тот базовый багаж, что имеется у всех людей, но которым не всем дано воспользоваться.
Этап № 2. Затем в сознании этого богоизбранного человека происходит «связывание» этих знаний–припоминаний путем научной логики, выведение из них таких общих понятий–дефиниций, которые позволяли бы увидеть суть тех или иных предметов и явлений, познать мир вокруг.
Этап № 3. Итоговый
Даже беглый взгляд на данную схему сразу делает понятным две вещи:
— во–первых, данная схема познания, разделяя людей на несколько четко очерченных категорий, явно выходит за пределы «чистой науки», приобретая уже явную социальность, претендуя на применение в социальном пространстве;
— во–вторых, несомненно, что именно эта схема как раз и была впоследствии развита и детализирована Платоном в его «Государстве» и «3 аконах».
Абстрактно–теоретически рассуждая о познании путем познания в самом себе своего божественного потенциала, вольно или невольно Сократ как бы «промаркировал» всех людей, разделив их на три категории: божественно умные, способные ограниченно поумнеть при должном воспитании (а по сути, находясь в личном контакте с божественными) и совершенно бесперспективные, некое социальное болото.
А отсюда уже совсем недалеко до платоновского кастового строя в его идеальном государстве: Умные и божественные правят, разумные и имеющие нужный характер являются воинами и охраняют миропорядок, а вот все остальные… просто работают, обслуживая и строй, и другие вышестоящие категории граждан.
При этом Платон взял у Сократа то, что в элитарные общественные категории (касты) нельзя попасть просто исходя из факта рождения в высшей касте: ребенка нужно обязательно протестировать в маевтических беседах примерно так же, как сам Сократ когда–то протестировал и «выявил» божественность самого Платона. И если он божественный — пусть идет в правящую касту философов, если нет — в какие–то другие. Причем, аналогичным образом следует поступать и с детьми воинов, ремесленников и крестьян: если их дети несут в себе дар божественности — их поднимут в общественной иерархии, если нет — просто останутся в своем статусе.
Легко заметить, что идея с тестированием (а затем с их перераспределением по кастам) в платоновском идеальном обществе детей — не что иное, как сократовская идея бессмертия перерождающихся душ. А сама возможность мирного и бесконфликтного повышения или понижения социального статуса гражданина, исходя из наличия в нем божественности и самой ее степени, являлась и для Сократа и для Платона отличным выходом из той череды социальных конфликтов и переворотов, что имели место в их время, в период кризиса афинского полиса. И вряд ли
Нет сомнений, что сократовское убеждение в том, что познавать нужно не мир, а скрытые в человеке божественные задатки, не являлась все–таки агностицизмом в чистом виде: хоть и ограниченно, но Сократ все–таки допускал и познание мира обычными, научными методами, за счет разума и познания. Однако можно увидеть, что из его формально «чисто научной» гносеологической концепции логически вытекали явные социальные последствия: его высшая каста людей с заложенными в них божественными чертами уж больно сильно смахивала на некую «аристократию духа», а то и просто на афинских эвпатридов, с которыми Сократ общался всю свою жизнь и которые так значительно превосходили в своем мыслительно–волевом потенциале всех этих афинских пекарей, плотников, кожевников и моряков.
А то обстоятельство, что вместо научения всей афинской молодежи каким–то важным знаниям и навыкам, Сократ предлагал их маевтически тестировать и просто сразу отделять «агнцев» от «козлищ», тут же обрушивало всю имеющуюся в эпоху Сократа систему античного образования; ведь научить–то оказывалось практически невозможно, можно было только разбудить (если получится) те божественные задатки, что, возможно, имелись в молодом человеке. А если выявить их не удалось, то и быть человеку в своем низком социальном статусе до конца своих дней!
С учетом же того, что право тестировать и приходить к каким–то выводам о наличии или отсутствии божественных способностей Сократ явно оставлял исключительно за собой одним, становится понятно: данные сократовские новации в системе афинского воспитания и образования уже не могли не трогать все афинское общество в целом. Не могли хотя бы потому, что своей безапелляционностью в оценке тестируемых Сократ автоматически:
— тут же уничтожал все имеющиеся в демократических Афинах «социальные лифты» — возможность для молодежи повышать свой социальный статус;
— делал имеющуюся государственную систему равного и всеобщего образования попросту ненужной;
— подрывал авторитет родителей как людей, совершенно неспособных научить чему–то своих детей без особой на то божественной воли;
— превращал афинскую демократическую политическую систему (с явно усиливающимся в середине V века до н. э. доминированием необразованных социальных низов) в «антибожественную», созданную вопреки устройству общества божественным мировым разумом, который наделил особыми возможностями исключительно избранных (читай — аристократов) [21].
В связи с наличием этих не просто социальных следствий сократовской гносеологии, но следствий явно проаристократических, нам следует лучше оценить ее социальную конфликтность. И лучше всего этого достичь через анализ сократовской теории воспитания, через популяризацию и апробацию ее в афинской молодежной среде. Что мы и попытаемся сделать в следующей главе.
Глава 8. Сократ и молодежь