Сократ и афинская демократия
Шрифт:
Только что вернувшись из Потидеи, отсутствовав в Афинах, видимо, около года, придя в общественное место и встретив знакомых, Сократ первым делом спрашивает у них о философии и о молодежи; есть ли среди них кто- либо выдающийся своим разумом, красотой или тем и другим вместе [9]. Соответственно, и сама личность Сократа была прекрасно знакома афинскому юношеству. Юноша Хармид сразу узнал Сократа в лицо, даже без представления его по имени. Когда Сократ удивился, что его знают, Хармид пояснил, что среди его сверстников о Сократе идет немало разговоров [10].
В платоновском диалоге «Лахет» Лисимах вспоминает, что его сын и другие юноши в разговорах между собой часто упоминали имя Сократа
Платон же приводит еще один показательный случай: Сократ однажды сидел в бане, когда туда вошла группа молодежи, и, увидев философа, молодые люди тут же направились к Сократу и вступили с ним в диалог [12]. А когда Сократа спрашивали, как же ему удается оказывать такое влияние на молодежь, что к нему ходят юноши даже из других полисов, он шутил, что его ученики ни днем ни ночью не дадут ему уйти от них, так как философ использует множество волшебных напитков и специальных заговоров [13].
Подводя же под этим черту, следует сказать и о том, что, рассуждая во время суда над собой, о том, что будет, если его приговорят к изгнанию, Сократ уверенно говорит о том, что его ждет: в какой бы город он ни пришел, молодые люди будут его слушать так же, как и в Афинах [14].
Впрочем, не нужно думать, что такая ситуация складывалась только вокруг Сократа. Тот же Платон, говоря о софисте Протагоре, также подчеркивает, что куда бы он ни приехал, с ним была большая толпа его почитателей из разных городов, то есть вокруг него также были такие люди, что шли за его голосом и речами, завороженные словно Орфеем [15]. Примерно аналогичной была ситуация и у софиста Горгия. Однако, отмечая это, следует понимать: в отличие от платных учителей мудрости софистов, которые путешествовали по всей Элладе и заезжали в Афины не более чем на несколько месяцев, Сократ находился в них постоянно. Поэтому, отдавая должное софистам, нужно все–таки признать, что возможности влиять на афинскую молодежь у Сократа были неизмеримо выше, чем у всех софистов вместе взятых.
Являясь признанным учителем, тем не менее, сам Сократ отрицал то, что он кого–то учил. Так, во время суда над собой Сократ заявил: «Но отчего же некоторые любят подолгу бывать со мною? Слышали вы это, о мужи афиняне; сам я вам сказал всю правду: потому что они любят слушать, как я пытаю тех, которые считают себя мудрыми, не будучи таковыми. Это ведь не лишено удовольствия. А делать это, я говорю, поручено мне богом и через прорицания и в сновидениях, вообще всякими способами, какими когда–либо еще обнаруживалось божественное определение и поручалось человеку делать что- нибудь. А я всю жизнь оставался таким, как в общественных делах, насколько я в них участвовал, так и в частных, никогда и ни с кем не соглашаясь, вопреки справедливости, ни с теми, кого клеветники мои называют моими учениками, ни еще с кем–нибудь.
Да я и не был ничьим учителем, а если кто, молодой или старый, желал меня слушать и видеть, как я делаю свое дело, то я никому никогда не препятствовал. И не то, чтобы я, получая деньги, вел беседы, а не получая, не вел, но одинаково как богатому, так и бедному позволяю я меня спрашивать, а если кто хочет, то и отвечать мне и слушать то, что я говорю. И за то, хороши ли эти люди или дурны, я по справедливости не могу отвечать, потому что никого из них никогда никакой науке я не учил и не обещал научить. Если же кто–нибудь утверждает, что он частным
Приводя это высказывание Сократа, следует заметить, что данный отказ называть себя учителем вовсе не был связан с тем, что философу было предъявлено обвинение в порче юношества своими рассуждениями и он мог уклоняться от возможной ответственности. В данной работе мы уже говорили о том, что Сократ на самом деле был убежден в том, что добродетели нельзя научить и нет в ней ни учеников, ни учителей, по той простой причине, что мудрость и добродетельность даруются человеку богами. И самое большое, что может сделать так называемый учитель, это пробудить ту мудрость и те знания, что на самом деле уже и так присутствовали в его ученике, просто ждали своего часа [17]. Таким образом, в любом случае, по словам Сократа: «Нам должно быть ясно, что если нам достается добродетель, то достается она по божественному уделу» [18].
Однако, как бы то ни было, слова Сократа о том, что он не учит, а лишь помогает реализоваться божественному промыслу, его современниками воспринимались все–таки больше как некое кокетство того, кто так хорошо знает себе цену, что перед тем как взять к себе на воспитание кого–то, его нужно поуговаривать и поупрашивать. Во всяком случае именно так выглядит разговор Сократа с неким афинянином, который просит Сократа взяться за воспитание его сына Феага, а Сократ говорит: «Нет ничего более
божественного в решениях людей, чем то, что касается воспитания — самого ли человека или членов его семьи… Я же сам полный неуч во всем, кроме науки любви» [19].
И только после того как сам присутствующий при разговоре Феаг говорит отцу о том, что отговорки Сократа — не более чем шутка, и он лично знает своих сверстников и людей старшего возраста, которые до общения с Сократом ничего из себя не представляли, а после того, как у него поучились, за весьма малый срок показали себя лучшими людьми, чем те, в сравнении с которыми они раньше были хуже, Сократ со ссылками на то, что он еще должен узнать по этому поводу волю богов, все–таки берется общаться с Феагом [20].
Примерно об этом же речь идет в «Лахете» Платона. Лахет говорит о том, что Сократ — самый оптимальный учитель для молодежи и если бы у него были сыновья, он отдал бы их Сократу. Никий соглашается с ним, говорит о своей готовности отдать Сократу в обучение своего сына Никерата, но с грустью констатирует, что когда его просят заняться воспитанием, Сократ отсылает людей к другим, сам же не хочет за это браться. В итоге Сократ все–таки соглашается учить юношей, но опять–таки с условием своего предварительного согласования этого вопроса с волею богов [21].
С нашей точки зрения, постоянно встречающиеся в сократических диалогах ссылки Сократа на то, что он может заниматься с юношами только после разрешения богов и его личного даймона, на самом деле не связаны с верой Сократа в богов. Скорее всего, Сократ просто всегда оставлял для себя возможность прекращения занятий с учениками посредственными, стремясь сконцентрироваться на общении только с теми, кто проявлял действительно выдающиеся способности.
По сообщению же Ксенофонта, «признаками хороших способностей Сократ считал быстрое усвоение человеком предмета, который его занимал, запоминание выученного и интерес ко всем знаниям, которые помогают хорошо вести домашнее хозяйство, управлять государством и вообще уметь пользоваться людьми и действиями людей. Кто получил такое образование, думал он, будет не только сам счастлив и будет хорошо вести свое хозяйство, но может и других людей и целые государства делать счастливыми.