Сократ и афинская демократия

Зберовский Андрей Викторович

Что же касается положения о доблести и справедливости, то Аристотель в «Риторике» дает такую расшифровку этих достоинств: «Это сумма

справедливости, мужества, широты натуры, способности воздерживаться от денег, умеренности, великодушия, щедрости, рассудительности». Все эти качества, безусловно, не последние, но где же здесь знания и опыт? Их нет и в помине. И потому Аристотель вполне логичен, говоря далее: «В вопросе, касающемся военной власти, лучше всего избирать опытного, нежели добродетельного, но в вопросах, касающихся сохранности сумм и распоряжения казной, требуется добродетель, большая, чем у большинства, а знания, которые потребны — общее достояние» [8].

Выделим особо эти слова Аристотеля,

несомненно отражающие общее мнение граждан демократического полиса: знания, которые потребны при исполнении должностей, связанных с распоряжением средствами, а это практически все должности, являются общим достоянием. Исходя из этих слов, совершенно очевидно, что знания — это элемент второстепенный по отношению к общей порядочности и верности своему политическому строю.

Все приведенное выше — вовсе не выдумка Аристотеля, как известно, заставшего уже кризис демократических Афин. Современник Сократа и расцвета афинской демократии, известный нам как Псевдо — Ксенофонт, писал практически так же: «Здесь, в Афинах, считают, что невежество, грубость и благожелательность простого человека скорее принесут пользу, чем достоинство, мудрость и недоброжелательность благородного» [9]. Совершенно также рассуждал и оратор–демократ Клеон, современник Сократа: «В государственных делах наличие благонамеренности гораздо полезнее умствования, связанного с вольномыслием. Поэтому более простые и немудрящие граждане гораздо лучше образованных».

Стратег Перикл в своей знаменитой речи о величии афинской демократии с особой гордостью отмечал следующее обстоятельство: «Низкое общественное положение не препятствует простому человеку занять высшую государственную должность, если он может принести пользу полису. И это является не законом, а одним из не писаных общественных правил, нарушение которых все считают постыдным. Поэтому все граждане полиса, несмотря на все свои занятия частными делами, могут неплохо разбираться в политике и потому одновременно занимаются общественными и частными делами» [10].

И ему буквально теми же словами вторит Платон: «Власть в государстве (афинском — прим. автора) преимущественно находится в руках большинства, которое неизменно передает должности и полномочия тем, кто кажутся лучшими, причем ни телесная слабость, ни бедность, ни безвестность предков не служат поводом для чьего–либо отвода, да и противоположные качества не являются предметом почитания, как в других городах, существует только одно мерило: властью обладает и правит тот, кто слывет доблестным или мудрым. В основе такого государственного устройства лежит равенство по рождению. В других городах собраны самые различные люди, поэтому их государственные устройства отклоняются от нормы — таковы тирании и олигархии; города эти населяют люди, считающие других либо своими господами, либо своими рабами. Мы же, и все наши люди, будучи братьями, детьми одной матери, не признаем отношений господства и рабства между собой; равенство происхождения заставляет нас стремиться к равным правам для всех, основанным на законе, и повиноваться друг другу лишь в силу авторитета доблести и разума» [11].

При таком количестве вполне авторитетных свидетельств, у нас нет никаких оснований не доверять истинности, реальности данной картины. При той простоте требований к должностным лицам, деятельности, носившей публично–управленческий характер, специально придавался такой примитивный характер, что с ними мог справиться любой полуграмотный крестьянин. Тем самым в общественном сознании формировалось восприятие власти в виде дела не более сложного, чем обычное управление собственным хозяйством, задавалась психологическая установка на готовность любого

гражданина к осуществлению властно–управленческих функций.

Так, тесная связь государственной деятельности и хозяйственной видна в ксенофонтовском «Разговоре о необходимости образования», относящемся к блоку «Апология Сократа». Ксенофонт, перечисляя то, что, по мнению Сократа, относилось к признаку хороших способностей человека, говорит следующее: «Быстрое усвоение человеком предмета, который его занимал, запоминание всего выученного и интерес ко всем тем знаниям, что помогают вести домашнее хозяйство, управлять государством и вообще уметь пользоваться людьми и действиями людей. Кто получил такое образование, думал он, будет не только сам счастлив и будет хорошо вести свое хозяйство, но может и других людей и целые государства делать счастливыми» [12].

Четко это просматривается и в структуре «Домостроя» Ксенофонта. В двадцати одной главе этой работы последовательно рассматриваются вопросы земледелия, обязанностей мужа и жены, технологии сельскохозяйственных работ, выбора слуг и управляющего, отличия заботливых и нерадивых земледельцев, а итоговой является как раз глава с показательным названием «Умение обращаться с людьми и повелевать ими». По сути дела, Ксенофонт довел до логического окончания те мысли и идеи, что были характерны для его времени: талант управления людьми логично вытекает из способностей человека быть хорошим хозяином, подкрепляется познанием им добродетели и в случае успешного овладения всеми этими двумя курсами, боги окончательно наделяют человека способностью повелевать народами.

По сообщению того же Ксенофонта, общаясь с юношей Евфидемом, который хотел учиться мудрости, Сократ спросил его: «Евфидем, уж не стремишься ли ты получить такие качества, которые делают человека способным заниматься государственными делами и домашним хозяйством, быть правителем и приносить пользу другим и себе?» [13]. И это для времени Сократа также было вполне логично. Известно, что отец–основатель софистики Протагор учил юношество «науке смышленности в домашних делах, умению наилучшим образом управлять своим домом, а также делами общественными: благодаря этой науке можно стать всех сильнее и в поступках, и в речах, касающихся государства» [14]. Его современник софист Горгий также учил своих учеников «такой добродетели, благодаря которой люди хорошо управляют домом и городом» [15].

Прямая связь между способностью человека управлять государством и собственным домашним хозяйством звучит и в таком пассаже из «Киропедии» Ксенофонта: «Некогда пришлось нам задуматься о том, какое множество демократий было низвергнуто сторонниками иного, не демократического строя, какое множество монархий и олигархий пали, свергнутые восставшим народом, как много лиц, домогавшихся тиранической власти, очень быстро ее утратили, а тем, кому удалось хотя бы на короткий срок встать у кормила правления, удивляются и сейчас как мудрецам и счастливцам. Нам часто встречались люди, из которых одни владели многими, другие — немногочисленными рабами, но даже этими немногими в собственном доме они не могли управлять так, чтобы те с достаточной готовностью повиновались своим господам» [16].

В специальном диалоге Ксенофонта «Разговор Сократа с Главконом о необходимости соответствующего образования для государственных деятелей» Сократ проводит мысль, что государство — это, по сути, примерно то же самое, что и большое хозяйство кого–либо из афинян, просто оно состоит не из одного дома, а более чем из десяти тысяч. И потому, как и свое хозяйство, вести хорошо не получится, если не знать всех хозяйственных нужд и не заботиться об их удовлетворении, так и управлять государством, состоящим более чем из десяти тысяч домов, не зная их общих проблем и не умея управлять собственным домом, на практике не получится [17].