Сократ и афинская демократия
Шрифт:
И потому та критика некомпетентности демократических управленцев и их случайный характер, а также то элитарное образование, к которому призывали Сократ и софисты (которое получить все граждане Афин были просто не в состоянии), являлись для афинского гражданского эгалитаризма потенциально крайне опасным.
В свете этого, причину казни Сократа можно увидеть и в следующем ракурсе: Демократический коллектив Афин осудил Сократа не только за то, что он пытался ввести новое в политическую жизнь, усложнял ее и критиковал принципы большинства и выборов жеребьевкой, но и за то, что его нововведения по привлечению во власть только очень компетентных профессионалов своего дела (лучших) автоматически приводили к возникновению гражданского
Таким образом, несомненно: столь понятная и, как кажется сейчас, единственно правильная сократовская концепция передачи власти действительно хорошо к ней подготовленным гражданам объективно входила в конфликт с демократическим полисным восприятием власти в виде суммы таких примитивно–конкретных дел, что были под силу любому крестьянину или ремесленнику. При этом дробление власти и расчленение ее на мелкие разовые поручения, что способствовало ее общедоступности и общеупотребительности, льстило самолюбию среднего полисного гражданина. Отсюда, примитивизацию, сознательное упрощение власти, фактически можно считать как одну из важнейших целей демоса в процессе его борьбы с аристократией, так и прямым следствием достижения победы в ней.
Как отмечал известный социолог Карл Манхейм, «только общая демократизация, а не просто социальное продвижение, пусть даже и очень значительное, отдельных лиц, может привести к тому, что возвышение низших слоев повлечет за собой общественное признание их мышления» [46]. Антитезой мышления демоса в античную эпоху было мышление аристократическое и тираническое. И потому создание массового убеждения в общедоступности, примитивности античной полисной власти надо рассматривать исключительно в социальном контексте победы демоса над аристократией и олигархией в ходе демократических социальных преобразований. Соответственно, сократовское стремление представить власть в виде занятия, требующего той специальной предварительной подготовки, что была недоступной гражданскому большинству, автоматически являлось не просто оппозиционным и крайне опасным для существующего строя. Оппозиционным хотя бы потому, что становилось идеологией тех социально более благополучных слоев, что вели с демосом жестокую политическую борьбу.
Для Афин, стремящихся любой ценой сохранять свой демократический строй, как нельзя лучше подходили исполнители именно недалекие и безынициативные, нежели «лучшие» — умные честолюбцы, умеющие создать систему, независимую от народа и более умную, нежели весь народ. Это может звучать несколько парадоксально, и, с современной точки зрения, даже нелепо. Но прислушаемся к мнению одного современника этой системы. Афинский мыслитель, известный нам как Псевдо — Ксенофонт, описывая широко распространенную практику избрания должностных лиц жребием, заметил следующее: «Афиняне и те, кто придерживается подобных же правил, очень удачно и стабильно сохраняют тот строй, который кажется ненормальным некоторым другим грекам» [47].
Как видим, уже тогда данная система, страховавшая демократию от фактора усиления роли такой личности (особенно честолюбивой и властолюбивой), которая внешне на самом деле могла казаться более подготовленной, знающей и добродетельной, казалась какой–то части общества ненормальной, иначе говоря, парадоксальной. И уже тогда вызывало удивление то обстоятельство, что полисы при ней все–таки удачно, а главное, достаточно долгое время, функционировали, воспроизводились, достигали внутренних и международных успехов, осуществляли экспансию вовне.
И вот тут–то выяснялось, что столь осуждаемый Сократом, внешне совершенно смешной и глупый выбор должностных лиц по жребию не позволял возникнуть той традиции, когда у власти все время оказывались бы люди именно грамотные и незаурядные. Слепая жеребьевка все время
Итак, в эпоху социальной борьбы в Афинах, перед демократическими силами стояла задача не просто ослабить или уничтожить политическое господство аристократии, но и не допустить возникновения новой элиты, комплектующейся как из среды родовой знати, так и из богатой и амбициозной верхушки самого же демоса. И потому афинское демократическое общество сознательно пошло на довольно опасный, с нашей точки зрения, эксперимент, когда и сами задачи власти и характер ее деятельности максимально упрощался, делался доступным для использования ее человеком более чем среднего мыслительного и волевого потенциала, который бы не сумел создать вокруг политической власти такой мощный заслон, что помешал бы обществу осуществлять за ней эффективный контроль.
Таким образом, пресекалась тенденция, характерная, скажем, для современных демократий. Когда хорошим политиком, в общественном сознании, должен был следовать лучший, а не средний или худший. Но развитие этой тенденции усложняет доступ к власти, и она постепенно теряет свою демократичность, становится самодостаточной, связанной с обществом уже не потому, что она его обслуживает, а только потому, что она за его счет питается, паразитирует на нем.
Таким образом, еще раз отмечая простоту устройства той полисной политической власти и сравнительно невысокие общественные требования к уровню среднего носителя власти в эпоху Сократа, можно прямо говорить, что это носило явно искусственный характер, сознательно приданный власти широкими слоями демоса в результате социальной победы, одержанной над политической элитой аристократического, олигархического или тиранического происхождения. В итоге, политическая жизнь в полисах так и не стала специально выделенной областью, особой профессиональной сферой. И потому, скажем, специалисты по республиканскому Риму, в период своего расцвета, близкого Афинам эпохи Сократа, например, отмечают: «У римлян не существовало специальной политической терминологии и в этом не было нужды, так как для римского общественного сознания качества политического деятеля, политика, всегда сливались с общечеловеческими, моральными и определялись через них» [48].
А поскольку всякая власть до тех пор остается реальной властью, пока она в состоянии защищать не только себя, но и собствнные идеологические основы, неудивительно, что афинская демократическая власть должна была защищаться от идеологических диверсий, подобных сократовской. И поскольку сам Сократ вовсе не собирался непосредственно участвовать в борьбе за власть, а кроме того, понимал всю бесперспективность мировоззренческой обработки людей старшего поколения, идеологическая борьба постепенно ушла в глубь афинского общества, туда где она становилась особенно болезненной — в среду афинской молодежи.
В связи с этим представляется необходимым также рассмотреть два логически связанных между собой вопроса:
— о том, каким образом эта демократическая идеология воспроизводилась, как она транслировалась из поколения в поколение, как она отражалась в специфике того воспитания подрастающих граждан, что для устойчивого существования и государственного строя и связанной с ним идеологии является жизненно важным;
— каким образом Сократ пытался внедрять свои представления о неправильности афинского демократического устройства в среду молодежи.