Сократ: учитель, философ, воин

Стадничук Борис

Но не все софизмы разоблачить было так легко. Например, софист с острова Крит Эпименид утверждал, что все критяне – лжецы, и предлагал ученикам разобраться в этом. И у них получалось, что если все критяне – лжецы, то Эпименид – тоже лжец и его утверждение ложно. И тогда все критяне – не лжецы. Но если все критяне – не лжецы, то и критянин Эпименид тоже не лжец и его утверждение правдиво. Конечно, мы можем и тут придраться и указать: чтобы софизм стал неразрешимым, в нем не хватает слова «абсолютно». Не просто все критяне лжецы, а абсолютно все и абсолютно всегда. Но эта игра слов вовсе не безобидная, потому что речь на этот раз идет уже не о каких-то рогах, а об истине. Получается, что абсолютной истины нет. А Абсолютная Истина – это Бог, и, следовательно, софисты отрицали существование Бога. Причем не на уровне обычных суеверий, а в принципе.

Вот как раз софистом поначалу считали (и называли) и того немолодого человека, который утром примерно так 430 г. до н. э. (в тот

самый год, когда архонтом был Аполлодор), опираясь на посох, поднимался по афинской улочке. Куда он шел? В Парфенон, помолиться Афине? Вряд ли. Он не был особенно суеверен, хотя и безбожником (как софисты) он тоже не был. На Агору, чтобы присоединиться к кружку праздных афинян, обсуждающих последние новости? Проведать кого-то из друзей? Если бы мы спросили об этом его самого, он счел бы наш вопрос нелепым. Почему? Потому что, куда бы Сократ ни шел, цель у него была только одна. Какая? Узнаем чуть позже.

Глава 2

Встречайте: Сократ

Иногда полезно заговаривать с незнакомцами

Достоверно известно только одно: навстречу ему бежал юноша, почти мальчик, и его-то цель нам хорошо известна. Мать послала его на рынок купить кое-что к обеду, должно быть, рыбу, оливки, козий сыр, зерно на муку для лепешек. Афиняне, даже вполне обеспеченные, в обычные, не праздничные дни в еде ограничивались этими продуктами. Мясо было для богачей, и то по праздникам. Кстати, потому мы и думаем, что мужчина шел вверх, а мальчик бежал вниз: зерно, рыбу и многие другие продукты в Афины привозили, а то и просто приносили из Остии, морского порта, и дешевле всего они стоили на маленьких рынках в нижней части города. А в лавках на Агоре – как и положено для главной площади мегаполиса – все было дороже. Мать Ксенофонта – так звали мальчика – была женщиной не бедной, но бережливой и к тому же приучала сына. Как выглядел Ксенофонт в подростковом возрасте, мы не знаем. Возможно, это он изображен на знакомой нам картине Рафаэля «Афинская школа». Там он стоит рядом со своим учителем и с обожанием смотрит ему в рот. Впрочем, Рафаэль, который жил через две тысячи лет после описанной нами встречи, никогда изображений юного Ксенофонта не видел, да и молодой человек, стоящий рядом с Сократом, по другим версиям – вовсе не он, а оратор Эсхин. Но нам версия с Ксенофонтом нравится больше, тем более что юноша с картины Рафаэля похож на скульптурные портреты Ксенофонта в зрелом возрасте: та же грива длинных спутанных волос, те же правильные черты лица – в юности чуть припухлые, а в пожилые годы заострившиеся. Только бороду Рафаэль убрал. Так это было или нет, одно можем сказать наверняка: мальчишка был красив.

Ксенофонт

Сократ, хотя сам красотой и не отличался, считал, как и большинство его современников, что прекрасной душе подобает обитать в красивом теле. И с уродливыми подростками на улицах не заговаривал. «Куда спешишь?» – спросил он мальчика, перегородив ему дорогу посохом. И, получив ответ, что за продуктами, принялся выспрашивать: где же тут подешевле можно приобрести хлеб? А рыбу?.. Должно быть, Ксенофонт на все вопросы давал ответы разумные и точные, потому что Сократ, довольный тем, что рассудительность мальчишки вполне соответствует внешности, внезапно перебил его: «А где тут можно приобрести мудрость?» Что ответишь на такой вопрос? Ксенофонт молчал.

Кстати, Афины казались громадным городом, мегаполисом, только самим древним грекам. Даже во времена наибольшего процветания, при Перикле, там было около ста тысяч жителей. Большую часть составляли рабы и чужеземцы, в основном купцы. Хотя уже и тогда в Афинах можно было встретить тех, кого сегодня называют туристами. Путешественники приходили из соседних городов или приезжали издалека, чтобы подивиться на знаменитый город, его великолепный храм, заморские товары, наряды модниц. Были и такие, кто рассчитывал пройти курс красноречия у местных прославленных софистов, чтобы потом, вернувшись на родину, включиться в политическую борьбу. Но собственных, хоть чем-то примечательных сограждан афиняне обычно знали в лицо. «Это тот самый знаменитый чудаковатый софист, – думал, наверное, Ксенофонт, – и если он спрашивает меня, знаю ли я, где можно приобрести мудрость, значит, хочет, чтобы я стал его учеником и искал мудрость вместе с ним». Так Ксенофонт обрел учителя, а Сократ – верного ученика, а заодно и первого биографа. Довольно долгая уже жизнь Сократа и совсем коротенькая до этой встречи жизнь Ксенофонта практически неизвестны, вместо фактов – анекдоты сомнительной достоверности. Так что не будет большим преувеличением сказать, что для нас, потомков, оба вышли из тени под солнце истории именно в то утро. И дальше отправились вместе. Куда? Искать мудрость.

Деликатный вопрос

Человек, которого

все считают мудрецом, любит болтать с красивыми подростками, проводит с ними значительную часть своего времени и откровенно признается в любви к ним? Нетрудно догадаться, какие мысли он вызвал бы в наше время. Надо сказать, что и современники подозревали его в том же самом. Тем более что в Древней Греции отношения такого рода были распространены куда больше, чем сегодня, и, хотя осуждались обществом, преступными не считались. О Сократе часто приходится слышать и читать, что он использовал свое красноречие и власть над юношескими душами в целях безнравственных и, учитывая возраст многих его учеников, предосудительных.

Между тем в платоновском диалоге «Пир» есть эпизод, полностью проясняющий этот столь волнующий многих вопрос. Один из самых знаменитых учеников Сократа, Алкивиад (450–404 гг. до н. э.), в юности был, разумеется, очень красив – иначе Сократ просто не обратил бы на него внимания. Но при этом (в отличие от Ксенофонта) отличался еще и, мягко говоря, легкомыслием. А если совсем откровенно – крайней распущенностью. К тому же он был племянником Перикла, жил в его доме, денег не считал и поэтому, как истинный представитель золотой молодежи, был уверен, что законы писаны не для него. Мудростью он искренне считал умение обманывать простонародье и внушать всем собственные идеи. Однако в молодости выступать перед большой толпой робел. И именно ораторскому искусству он хотел научиться у Сократа.

Кстати, история сохранила мастер-класс, который дал ему Сократ. «Ты боишься вон того портного?» – спросил он Алкивиада. «Конечно, нет», – отвечал слегка обиженный «мальчик-мажор». «А вон того сапожника?» – «Тоже нет». – «А вон того крестьянина?» – «Да я его одним пальцем насквозь проткну!» – «Так почему же ты боишься их всех вместе?» Современному человеку, знакомому с исследованиями психологии масс, рассуждения Сократа не кажутся бесспорными, но Алкивиаду они помогли.

Однако, советуя Алкивиаду стать успешным популистом, Сократ искренне его полюбил – видимо, за смышленость и смелость суждений. Но с юности развращенный и циничный Алкивиад истолковал это в совершенно определенном смысле. А поскольку он был, как сейчас говорят, «метросексуалом», ничто, приносящее кому бы то ни было какое бы то ни было удовольствие, не казалось ему ни странным, ни безнравственным. И он был удивлен, что Сократ так долго не решается сделать их отношения более близкими. И начал всячески провоцировать и соблазнять учителя. Но в ответ получал только новые наставления: Сократ полагал, что Алкивиад, если возьмется за самовоспитание, при своих способностях рано или поздно перестанет безобразничать на ночных улицах и в увеселительных заведениях и превратится в одного из самых выдающихся государственных деятелей. В конце концов он добился того, что в его присутствии Алкивиад вел себя тише воды ниже травы, не давал волю страстям и проявлял только лучшие свои качества. Об этом Платон рассказывает в диалоге «Пир» со слов самого Алкивиада, которому в данном случае можно верить, потому что он не хвастает своим нравственным преображением, а удивляется ему. Сократ, несмотря на многолетнее знакомство, навсегда остался для Алкивиада загадкой. Алкивиад откровенно признается, что мгновенно опять превращается в беспринципного лжеца и распутника, стоит только Сократу отвернуться. Рассказ о его тщетных попытках соблазнить учителя полон таких откровенных и недвусмысленных подробностей, что мы можем снять с Сократа подозрения в педофилии.

Приход Алкивиада на пир к Агафону. Ансельм Фейербах, 1873

Еще один деликатный вопрос (кто в доме хозяин?)

О семейной жизни Сократа сведения довольно противоречивые. Согласно одним, он женился дважды, причем был двоеженцем: после Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н. э.) и эпидемии чумы в Афинах число незамужних женщин значительно превышало количество неженатых мужчин. И государство, чтобы решить демографическую проблему, обратилось к согражданам, имевшим возможность содержать двух жен, с просьбой так и поступить – из патриотических соображений, для восстановления «демографического потенциала». А поскольку Сократ считал своим долгом исполнять даже те законы, которые не одобрял, он якобы так и поступил. Но о второй жене Сократа пишут в основном позднейшие авторы, а Платон и Ксенофонт упоминают только одну, Ксантиппу. И мы поверим им.

Ксантиппа, видимо, была значительно моложе мужа и происходила из более богатой и знатной семьи. Впрочем, об этом можно судить только по косвенным данным. Если это так, то придется объяснить, что заставило ее (или ее родных) выбрать в мужья человека бедного и, при его образе жизни, не имеющего ни одного шанса разбогатеть. Но дальше мы увидим, что, возможно, Сократ был вовсе не так уж и беден, каким его обычно представляют. Тогда ситуация становится более-менее понятной. Но это пока догадки. О внешности Ксантиппы нам ничего не известно, зато мы знаем, что она родила Сократу трех сыновей.