Сократ

Томан Йозеф

– О, хороша! Очень хорошая. Превосходная! Слава Аниту! Слава демократии!

У Анита изумительная память. Он каждого называет по имени. Расспрашивает о жене, о детях, о больном брате. Настоящий народолюб. И как хорошо распорядился: кивок притану - и тот выходит вперед, читает ожидающим похлебки список тех неимущих, кто, по жребию, получит денежное пособие от казны. При этом он добавляет, что со временем такое пособие получат все. Счастливчики ликуют. Снова кричат славу вождям народа.

Анит стоит над котлами, горделиво выпятив грудь. Вид у него великолепный. Заметно,

что он собирается держать речь. И тут глаза его встречаются с глазами Сократа. Прямо дыхание перехватило: глаза Сократа не веселы, не ласковы, как обычно. Хоть и круглы - колются. Анит бессильно уронил руки, разом сник. Зачем он тут, этот пройдоха? Неужели за похлебкой? Исключено. До такой степени он не унизится. Следит за мной? Наверное, так и есть. Он способен жестоко высмеять меня, стоит мне заговорить. Но почему он здесь, с этими людишками? Что у него с ними? Сам голодранец, как и они, - не заведет ли речь о разгульной жизни нас, демагогов? Нет. Вполне достаточно того, что он стоит здесь в своих отрепьях и так вызывающе смотрит на меня...

Взгляд Сократа сделался еще острее. У Анита задрожали колени, руки. Не знает, куда деваться. Горло стянуло. Боги, да ведь все эти люди - голоса! Голоса на суде, всюду там, где решают голосованием, особенно на выборах! Мне необходимо говорить перед ними!

Громче ропот нетерпеливой толпы. А Анит и слова не в силах вымолвить. Тысячу Керберов на этого старика! Какая страшная власть в его взгляде! Я весь словно оцепенел... Но все же Анит собрался с силами:

– Дорогие мои друзья, я хотел обратиться к вам как афинский демагог. Опыт оратора уже помог ему найти нужный тон.
– Но мне только что сообщили я должен срочно удалиться в булевтерий для важного совещания. Так что на сегодня извините меня. Желаю вам приятного аппетита. Хайрете, друзья!

Толпа в недоумении молчит: что могло случиться? Анит торопливо уходит и слышит за спиной столь знакомый ему смех Сократа.

4

В день четвертой годовщины низложения Тридцати и победы демократии в Афинах держит перед народом речь глава демократов демагог Анит. Нелегко ему говорить, хоть он и опытный оратор, и умеет складывать фразы в тоне и манере народной речи. Говорит он о том, как медленно заживают раны, нанесенные общине, а в мысли его при этом вкрадывается другое: как быстро наполняется его кошель - кошель рабовладельца...

– Народ избрал нас, о мужи афинские, и мы делаем все для народа. Для блага народа, для его пользы, для расцвета Афин.
– Жиденькие аплодисменты, и Анит спешит продолжать: - Жизнь в нашем государстве улучшается с каждым днем...

– Верните наши дома, наши поля!

– Мы требуем!.. Требуем!..

До сих пор в Афинах никто не осмеливался прерывать оратора. Анит вытер пот на лбу.

– Терпение, мужи афинские! Мы вернем Афинам былую славу, богатство и могущество...

– Как?!
– выкрикнул кто-то.

И другой:

– Когда?!

Анит оставил без внимания неприятные вопросы.

– Народ - верховный владыка над всеми нашими учреждениями, над нами, даже над законами...

Тут ему показалось - стоит в толпе Сократ. Почудился

пристальный взгляд его больших глаз.

Анит перевел взор на другую часть толпы - ужас! И там Сократ, Анит видит его большие глаза - глаза, устремленные на него, такие же проницательные, как у того, первого... Куда бы ни обращал взгляд Анит всюду видит он Сократа и его глаза.

– Мужи афинские... расцвет города... в ваших руках... право выбирать... голосование...

Анит путается, слышит шепот Ликона:

– Кончай скорей!

Несколькими выспренними фразами завершает он торжественную речь в честь четвертой годовщины освобождения от тиранов и приглашает народ явиться вечером к пританею, где будут раздавать вино.

Афиняне и пришлые принимают приглашение с непривычным холодом. Толпа расходится разочарованная. Опять пустые обещания...

Анит сидит в зале совета, вытирает лоб, с которого струями стекает пот.

– Тебе нехорошо, Анит?
– спросил Ликон.

Тот ответил вопросом:

– Видел ты в толпе Сократа?

– Не видел.

Ага. Лжет. Он должен был его видеть.

Ликон, оглянувшись - одни ли они,- заговорил:

– А ты веришь тому, о чем речь держал? Веришь в новый расцвет Афин?

– Конечно, - насупился Анит.

– Мы здесь одни, - сухо заметил Ликон.

Анит пересел к нему поближе, понизил голос:

– Но разве могу я сказать народу, что мы скоро докатимся до нищенской сумы? Перикл - и мы! Страшно подумать. Могу ли я открыть народу, что наша казна зияет пустотой? Что мы отчаянно выжимаем налоги из чужестранцев, из купцов, что мало даже пошлин, которые мы взимаем в Пирее...

Он следил за выражением лица Ликона, и показалось ему, что на этом лице появилась ехидная усмешка. Вскочил:

– Хочешь, я обвиню тебя в том, что ты ничем нам не помогаешь, а, напротив, подрываешь мощь государства?!

Вскочил и Ликон, возмущенно крикнул:

– Что-о?! Я подрываю?!..

– Вы, софисты, уже сколько лет требуете полной свободы. Вот ты только что слышал, как меня прерывали криками. Когда это бывало? И далеко ли от криков до действий? На первых порах вы брезговали этими пришельцами из деревень, да и городской беднотой тоже, а как сосчитали, сколько их, так и начали задницу им лизать, явились с вашими милыми поучениями - мол что человеку хочется, на то он и имеет право! И прав тот, кто сильнее... О демоны ада! Нынче все плюют на законы! И что получается? Вместе с чернью вы твердите, что поддерживаете демократию, а на деле идете против нее!

Ликон выпучил глаза:

– Владыка Олимпа! Что ты на меня так взъелся, милый? Можно подумать, сам ты так уж точно соблюдаешь законы!

– А что?
– огрызнулся Анит.
– Разве я их нарушаю?

Ликон хитро усмехнулся:

– Это тебе лучше знать. Однако народ полагает, что народовластие означает - заботиться о народе.

Анит в волнении повысил голос:

– А что мне делать? Могу я вернуть земли этим людям? Пускай будут рады, что мы эти земли скупили - люди получили хоть что-то. Впрочем, Ликон, ты и сам купил изрядные угодья...