Сократ

Томан Йозеф

Скиф, однако, не собирался сдаваться.

– Знаю я вас! Бродяги! Бездельники! Дармоеды! Клопами к Афинам присосались!

– Заткнись, морда! Я-то здесь дома - проваливай с моего места!

Скиф опрометчиво брякнул своим коротким мечом, опрометчиво прокричал что-то насчет примерного наказания тюрьмой или штрафом.

Тогда шевельнулись кусты, из-за обломков стены стали подниматься еще и еще несчастные.

– Кто тут орет?!

– Это я только начинаю!
– закричал мужчина, почувствовав поддержку. Ты чего тут свой меч дергаешь?

Я тебя так дерну, что душа с телом расстанется! Видали невежу?
– обратился он к сотоварищам.
– Вздумал наказывать нас за то, что нам негде жить! Дай нам дом, как у Анита, покажем мы тебе тогда такое, чего тут не увидишь, только приди! А еще говорят свобода в Афинах... Хороша свобода - прогонять нас с нашей свалки!

Обитатели ям один за другим выползали из-за развалин. Кучка оборванцев двинулась к скифу. Тот попятился:

– Да я что... Я, граждане, только хотел предупредить этих супругов... Дурного и в мыслях не было - в их же интересах... Вот этот старик свидетель...

Но Сократ молчал и не двигался, и скиф поспешил унести ноги.

Оборванцы повернулись к Сократу, но тот, не сказав ни слова, медленно пошел прочь, сопровождаемый учениками.

По дороге обсуждали то, что видели и слышали. Бездомные люди живут и любятся на городской свалке, заменившей им дом. Закон же это запрещает. Вместе с тем он допускает, чтоб были люди, которым негде приклонить голову. Ксенофонт спросил:

– Найдешь ли тут виноватого? У этого человека нет иной возможности, кроме как поселиться в развалинах. Он не может быть виноватым. Кто же тогда? Что же тогда, Сократ?

Сократ печально глянул на него и сказал только:

– Пойдем дальше.

2

Они остановились у источника Каллирои. Сократ сел на бережку ручья, вытекавшего из водоема, в котором перед свадьбой окунаются невесты. Омыв ноги, он обратился к друзьям:

– Вот и хорошо, что вы подошли поближе: увидите, сколько грязи у меня на ногах. Но грязь уже унесла вода... А какая вода унесет худшую грязь Афин?

– Грязь - неподобающее слово, когда речь об Афинах, учитель, - возразил Платон.

– Ты ее не видел, правда?
– Сократ встал.
– Пойдемте, я поведу вас, как обещал...

– Куда?

– Чтоб вы видели.

– Но я спросил - куда ты нас поведешь?

– В Тартар.

– Что это еще за чудачество?
– тихо спросил Антисфена Федон.

Пошли.

Чем дальше проникали они в квартал, где поселились безземельные, тем уже и извилистее становились улочки; тут и там, словно щели, оставшиеся после выбитого зуба, зияли пустыри на месте обвалившихся лачуг.

На их развалинах, на кучах камней рос репейник, но под ними сохранились подвалы. В подвалах - тьма, крысы и холод, на поверхности - отбросы и смрад.

– Приподними гиматий - запачкаешь подол...

Перекресток. Куда дальше?

Сократ сказал:

– Здесь - вход в Тартар.
– Он показал рукой на улочки, по которым сновали толпы нищих, изможденных женщин и рахитичных детей.
– Вот река Стикс,

река ужаса, там - Ахерон, река вздохов, а это - Кокит, река плача... Воздух здесь как на гноище.

– Не хватает Леты, реки забвения, - вымолвил Антисфен.

Федон:

– Лета - всегда в конце...

– Бросимся в волны Ахерона, - предложил Сократ.

Они медленно двинулись вперед - странные фигуры на этой улочке, тонущей в волнах вздохов.

– Где ты, мой виноградник на склоне горы? Созрела ли хоть единая гроздь? Или затоптали тебя без следа?..

– Я был сам себе хозяин... Было у меня поле, пастбища, был дом. Стада коров, множество добра, а нынче я за весь день не выклянчил даже на ячменную лепешку!

– О моя оливовая роща, как сладостно было отдыхать в твоей тени! Когда поспевали оливки, как славно было собирать их! А теперь? Теперь перед глазами моими - одно уродство...

– Перестань ты вздыхать! Уж лучше утопиться...

Лающий смех с мусорной кучи:

– Да где тут утопишься? Разве что в грязи, ее тут больше, чем воды в Илиссе!

– Ох как больно! Больно! Нарыв с каждым днем взбухает... Что же это со мной? О великая Гера, спаси меня, помоги!..

Видят ли вздыхающие, как руслом Ахерона проходит группа теней? Или это - люди? Кое-кто в группе одет красиво, даже богато, но вон тот молодой человек - в дырявом плаще, а ведет их босой старик в потрепанном гиматии...

– Что им тут надо?

– Чего надо, эй!
– яростно крикнули им.
– Вы не наши! Были б наши - не так бы выглядели!

И женщина - пронзительно:

– Убирайтесь!

И снова волнами вздуваются вздохи...

Сократ с друзьями свернул в улочку направо.

– А что это за река, Сократ?

– Сам на знаю, погоди, Аполлодор, увидишь...

В начале улочки - пустырь на месте обвалившейся хижины, только старая олива торчит еще... но что это? Какой странный плод свисает с нее...

– Удавленник!
– ужаснулся Платон.
– О боги!

Под оливой лежит, рыдая, женщина.

Сократ подступил к ней, тихо молвил:

– Позволишь спросить - что здесь произошло?

– Повесился! Мой муж это! У нас пятеро детишек... Понял?!

– Понял, - ответил вместо Сократа Платон и сунул монету в руку несчастной.

Она развернула ладонь, глянула - да так и обомлела...

– Пошли дальше, - поторопил Платон.

Вдоль стены тащится оборванец, за ним крадется другой такой же, в лохмотьях, - с ножом в руке.

Первый круто оборачивается, успевает поймать уже поднятую руку с ножом, выкручивает ее, нож падает.

– Ты, Бассон? Убить меня хотел? За что?

Бассон стонет от боли в вывихнутой руке, дышит прерывисто:

– Тебе дали три обола! И ты еще ничего не истратил, я знаю, я следил за тобой...

Слезы текут у него. От боли? От стыда?

Навстречу бежит плачущая женщина, за нею - двое малых детей:

– Мама, мамочка, возьми нас! Не убегай!

– Я не ваша мать!