Сократ
Шрифт:
– Выше, богаче, хитрее, нахальней - а сердце-то Коринны завоевал я! Так какую же цену имеет все остальное?
7
Сократ с Критоном спустились к морю, в афинский порт Пирей. Сократ должен был передать поручение отца корабельщику, который возит мрамор с островов, а Критон увязался за ним. Заманчиво было - заглянуть в порт.
Море ударило по всем чувствам. Сверкающая, переливчатая, бескрайняя гладь до самого горизонта, плеск и гул бесчисленных волн в гавани, покоящейся в объятиях суши. Над головой - темно-голубое небо. Море под небом - глубоко; еще глубже небо над морем. От непостижных глубин кружится
Воздух пропитан соленым запахом сверкающего моря, в него вторгаются резкие запахи свежей рыбы, смолы, растопившейся на солнце, прогорклого масла и человеческого пота. Пирей, куда стекаются все торговые пути, - торжище, которому нет равных на берегах Средиземного моря; здесь торгуют всеми товарами, известными в мире, торгуют и людьми, и деньгами. Беспрерывно под шепот, под крики, под драки что-нибудь переходит из рук в руки.
Рабы и портовые грузчики выгружают зерно - своего у Афин не хватает, грузят корабли товарами на вывоз: оружием, изделиями из металла, керамикой, предметами роскоши, драгоценными украшениями...
Пирей расползся в стороны - верфями, складами, мастерскими, доками, причалами для судов, в том числе военных; он вобрал в себя налезающие друг на друга заезжие дворы, корчмы, публичные дома, виллы богачей и целые улочки крохотных хибарок, в единственной каморке которых, без окон, теснится, словно в звериной норе, целая семья, зато на столах, выставленных на улицу, продают перед этими хибарками мясо, рыбу, овощи, хлеб...
Самые оживленные и многолюдные места этого переполненного города вокруг контор менял, трапезитов, через загребущие руки которых проходят сотни мин и талантов, и ты будто видишь, как с этих груд серебра капает кровь, выжатая ростовщиком, ибо лихва - смысл и цель его жизни.
Выполнив поручение отца, Сократ прогулялся с Критоном по молу, к которому толстыми канатами причалены суда. На их палубы и с палуб потоком текут товары и люди - матросы, важные судовладельцы, египтяне, сирийцы, персы в шелках, полуголые рабы, юркие финикийцы - этих всюду полно, и голоса их крикливее прочих...
Наши друзья присели на перевернутую барку. Невообразимая суета царит на суше и на воде. Барки вьются между кораблей, крики, ругань на всех языках летят с суши к морю и с моря возвращаются на берег...
Беспрерывно оглушает скрип воротов, цепей, грохот повозок, ритмичные команды рабам на судах и в порту...
Под всю эту мешанину звуков, грохота, спешки, которые не охватить ни зрением, ни слухом, медленно выходит в море черная триера, украшенная резьбой и расписанная красной краской, похожая на шкатулку для драгоценностей.
Борта триеры высоко поднялись над морской гладью, огромный клюв на ее носу вытянут к морю, на спине ее, подобно крыльям фламинго, вздуваются цветные паруса, и, под звуки флейты, удары десятков длинных весел отодвигают триеру от родного причала. Великолепное афинское судно отправляется в плавание к устью Нила.
Сократ и Критон восхищенными взглядами провожали горделивый корабль драгоценность на груди моря. Они, афиняне, испытывали гордость: Аттика, с мраморной своею главой, Афинами, отобрала у варваров господство на Средиземном море; уже не финикийский Тир - афинский Пирей! Господство это длится около тридцати лет, и Перикл бережно хранит и умножает славные плоды великих трудов Фемистокла.
Со всех четырех сторон света окружили Элладу варвары, как их называют эллины, а в Элладе Афинская республика - самое культурное государство.
Все, что в других странах существует только для царей, фараонов, их ближайших родственников, да еще для верховных жрецов, в Аттике доступно всему народу (исключая рабов): театры, стадионы, бесплатные угощения в праздники...
Афинский полис - единственное во всем тогдашнем мире государство управляется самым демократическим народовластием, которое в описываемые годы с каждым днем укреплялось вширь и вглубь.
Критон оторвал взгляд от триеры; ускоряя ход, она все уменьшалась, скользя по глади моря.
По мере того как угасал день, все ярче светился Сунийский маяк. Маяк комета, поставленная на голову, из ее сопла вверх и вдаль хлещет пламя, неся кораблям спасение в бурю. Да и сам Пирей - спасение, ибо даже в грозные ураганы в его гавани тихо, и суда всех размеров находят здесь надежное укрытие.
Критон тронул Сократа за плечо:
– Странный ты сегодня, Сократ. Такой веселый и говорливый, а сегодня хмуришься, слова не обронишь. Что с тобой?
– Да. Тебе я скажу. Досадую, что Перикл до сих пор не пригласил меня. Три месяца прошло...
– У него много дел, забот - ты ведь знаешь, его борьба с Фукидидом, главой олигархов, все обостряется. Отец говорит - Перикл уже и не знает, за что раньше взяться...
– И нет ему дела до какого-то там ученика каменотеса. Мне ясно.
– Нет, нет, Сократ. Ждешь ты долго, это верно... Но знаешь что? Я попрошу отца напомнить Периклу...
– Ни в коем случае!
– вскинулся Сократ.
– Не хочу! Я мог бы попросить Анаксагора, но не делаю этого. Не желаю никого упрашивать. И хватит об этом, друг.
Стемнело. Ночь пала на море, но Пирей засиял, замерцал сотнями огоньков - даже сами Афины не светятся так. Зажглись бесчисленные факелы, лампы, светильники...
Друзья поднялись, пошли на зов огней, и огни втянули их в улочку, где перед каждым домом висел цветной фонарь или фаллос. Гигантские желтые и зеленые дыни, огромные ярко-красные яблоки подмигивали, покачиваясь под морским ветерком.
Из открытых дверей в улочку ворвалась музыка. Авлос, двойной авлос, свирель, кифара, бубен, топот танцующих... Старухи сводни приглядывались к обоим юношам, и, вмиг распознав аристократическое одеяние Критона, для верности пощупав его плащ, они - почтительно или дерзко, услужливо или назойливо, кто как умел, - зазывали друзей в вертепы. Но те проходили мимо. Вот другая улочка, еще уже, тесные домишки, под их стенами, у входов, стоят полуголые проститутки, другие выставляют напоказ свои прелести из-за откинутой занавеси. Критон задыхался. Но даже и более стойкий Сократ, повидавший куда больше Критона, не остался равнодушным. Крепкая нагая фракийка неподвижно сидит на пороге в проеме двери - картина в раме. Девушка с распущенными волосами и одной обнаженной грудью манит Критона жестами необузданной вакханки, она приближается к нему и, чуть прикоснувшись телом к его телу, издает стоны наслаждения...