Сокровища Аба-Туры

Могутин Юрий Николаевич

Тревожное слово «засада», словно пружина, вскинуло людей с земли. Казаки похватали ружья. В это мгновенье справа, из согры, выскочило еще с полсотни верховых, и обе группы, соединясь, понеслись на казаков. Комья глины летели из-под копыт. Копыта терзали пожухлую траву, лошади пластались в намете, кочевая конница пожирала сажени, отделявшие ее от казаков.

Впереди на чалой лошади скакал здоровенный степняк, бешено вращая сулебой над головой. За ним мчались кыргызы с копьями наперевес. Детина что-то крикнул пронзительно, по-птичьи, и цепь

стала выгибаться подковой, обходя казаков и прижимая их к обрыву. Отступать было некуда. Внизу, под обрывом, глухо рокотала вода Мундыбаша.

Первым выстрелил Дека. Он целил в рослого кыргыза, но промахнулся. Казаки оперли мушкеты о подсошки. Выстрелы лопались справа и слева от Федора. Из стволов вырывались узкие клинья огня. Кочевники были совсем близко, и казаки били уже навскидку, почти не целясь.

Иван Лымарь взял на мушку рослого юртовщика, скакавшего прямо на него, но мушкет дал осечку. Лымарь выругался по-черному, хотел подсыпать пороху для затравки взамен отсыревшего и не успел. Эта осечка стоила казаку жизни. Через мгновенье лошадь юртовщика оказалась рядом. Последнее, что увидел казак, было безбровое лицо кыргыза с черными глазками и оскаленными, словно для укуса, зубами. Привстав на стременах, степняк занес сулебу и вдруг с силой кинул косой взмах на голову Ивана.

Дека успел выстрелить дважды и одного юртовщика уложил, а другого ранил. Кочевники силились отбить у казаков лошадь с пушниной. Рослый кыргыз пробился к ней, зарубил проводника и устремился к лесу, уводя лошаденку в поводу. Еще минута, и он скрылся бы в зарослях. Юртовщики, развернув коней, стали уходить вслед за главарем.

— Держи того, матерого! Ясак ведь уводит! — заорал Дека, бросаясь ловить лошадь убитого кыргыза, поймал и вспрыгнул на нее. Казаки ловили двух других лошадей. Федор ринулся за кыргызами с пищалью наперевес. Те уходили закрайком леса по тропе, едва приметной в зарослях пырея. Узкая тропа не позволяла им ехать наметом, кыргызы шли медленной рысью след в след.

Дека быстро настиг юртовщиков и первым же выстрелом с коня убил заднего кыргыза. Заряд свинца разворотил кыргызу затылок. Кочевники, не ожидавшие погони, шарахались в стороны, лошади их застревали в зарослях.

Сапно дыша, кони вставали на дыбы, плохо слушались поводьев и давили друг друга. Тем временем подоспели еще два казака на кыргызских же лошадях. «Ггах! Га-ах-х!» — прогремели один за другим выстрелы. Пожилой кыргыз, всплеснув руками, рухнул под копыта коня. Дека поискал глазами главаря и увидел его далеко впереди, в двухстах саженях.

— Ну-тко, ссажу с коня верзилу…

Пытая счастье, он приложился и разрядил пищаль вдогонку главарю. Выстрел угодил в заднюю ногу его лошади. Лошадь, путая ногами, прошла несколько шагов и завалилась набок, подмяв под себя всадника. Когда казаки подоспели к верзиле, он уже успел высвободиться из-под бьющейся лошади и вскочил на ноги.

— Имай живьем! — крикнул Федор, подступая к юртовщику.

Тот дышал, как уставшая собака,

но отбивался отчаянно. Изогнутый меч его с визгом рассекал воздух.

Распалясь, Пятко влепил верзиле прикладом в ухо. Кыргыз зашатался и сел на землю. Казак не удержался и ударил еще. Кыргыз повалился набок, выворачивая к небу кровавый глаз, немо и страшно расставаясь с жизнью.

— Живой он? — заволновался Дека. Казак нагнулся над верзилой и заглянул ему в лицо.

— Чегой-то не дышит, якорь его… — смутился Пятко.

— Дурья башка! — вконец осерчал Дека. — Сказано, живьем имать надобно. Пропал выкуп. Кому он нужон теперя, упокойник твой?

— Это ему за Лымаря, — буркнул Пятко.

В зарослях боярышника казаки отыскали лошаденку с пушниной и двинулись к табору, так неожиданно растерзанному юртовщиками. Ехали, опасливо озираясь, ежеминутно ожидая возвращения кочевников, но тех и след простыл.

Страшная картина открылась глазам Деки, когда казаки вернулись к становищу. Проводник лежал весь залитый кровью. Сбоку валялась его отрубленная голова. Рядом — убитый кыргыз: смерть мирила самых злейших врагов. Коричневое лицо юртовщика и после смерти сохраняло злобное выражение.

Привлеченное запахом свежей крови уже слеталось к мертвым коршунье: кровавая работа кипела вовсю, слышалось сухое щелканье клювов и злобный клекот. Поодаль, на почтительном расстоянии, прыгали, дожидаясь своего череду, вороны. Право сильного было за более крупными хищниками — коршунами, и они спешили насытиться свежим мясом. Стоны еще живого казака не пугали стервятников.

При приближении казаков коршуны нехотя снялись с трупов и, тяжело махая крыльями, перелетели к лошади, умиравшей в двухстах саженях от табора.

Казаки молча окружили бредившего Ивана Лымаря. Тот метался и звал Федора. Пришел Дека, снял шапку, навис тяжелой глыбой над помиравшим.

— Федюнька… — шелестели пересохшие бескровные губы Ивана, — помнишь, как на Дону у нас вишни цветут?..

— Помню, Ваня, — глухо ответил Дека, проглатывая ком, подступивший к горлу.

— Хорошо весной на Дону…

Голова Ивана дернулась, и лицо его застыло в улыбке, словно он увидел себя дома, под Воронежем, среди цветущих майских вишен. Осеннее сибирское солнце тускло отсвечивало в остекленевших зрачках казака.

Все так же бормотала вода в Мундыбаше. Шалые воды горной реки сердито несли на стрежне щепки и корье. Коршун писал по воде концом крыла: караулил рыбу.

Вода у берега бурлила и пенилась, закручиваясь в воронки. Волны мокрыми языками слизывали с берегов комья глины.

Прыгая с камня на камень, почти в беспамятстве, оглушенный внезапной гибелью друга, Федор опустился вниз по обрыву к воде. Заламывая ногти и обдирая руки об уступы, вскарабкался обратно наверх с ведерком воды. Торопливо перекрестившись трижды, опустился перед погибшим на колени. Черными, пустыми глазами смотрел в безжизненное, как бы внезапно удалившееся, ставшее чужим, лицо казака.