Сокровища России
Шрифт:
– Так где копать?
– терпеливо повторил вопрос капитан.
Эдик решился. Черт с ней, с водой, пусть и кислой. Надо наверняка, значит…
– Здесь. Здесь. И здесь, где повыше, и чтоб никакой воды. Обязательное условие - чтобы аккуратно, чтоб никаких следов от раскопок не осталось.
– Как это? Это невозможно. Прошлогодние раскопы - в стороне, следы останутся.
– Сделайте все, что в ваших силах. А невозможное - это к товарищу полковнику.
Онищенко ухмыльнулся. "Невозможное" по его радиокоманде примется прогревать моторы. Эскадрилья боевых вертолетов, загруженная боезапасом по самое некуда. Временный аэродром "подскока", который располагался в двухстах километрах примет их для дозаправки, после чего…да, Андрей будет долго проклинать "гадов-военных" за то, что они избрали для своих боевых стрельб приметный с воздуха район монастырских развалин. Навряд ли ему придет в голову, что боевые вертолеты на само деле пробивали ему дорогу к славе.
Действительно, Усть-Олонецк оказался необходим. Подготовка к этой операции отняла намного больше нервов и усилий, чем предполагалось поначалу. Даже у Эдика, вроде простого исполнителя…, но это ему в земле рыться, и ему слышней, чем она пахнет, поэтому полковнику приходилось выделывать, он не рассказывал. А только все опасения Эдика по маскировке
Были еще вопросы, которые ставил Эдик, и перед отлетом в этот Усть-Олонецк задолбанный полковник перестал возражать Эдику, что его предложения - утопия, сел с ним за стол, и за несколько часов они накатали своеобразный "крик о помощи" - докладную записку на имя директора ФСБ под названием: "Доводы в пользу создания специального отдела ФСБ по корректировке истории России". Впрочем, два последних слова все-таки вычеркнули - полковник убедил Эда, что это походит на прикол. Предложили назвать новый отдел просто отделом "К" - пусть гадают, то ли культуры, то ли корректировки, то ли контроля - все, кто наткнется на следы отдела. Эдик требовал себе удостоверение сотрудника отдела "К", однако полковник заверял, что докладная записка отвергнута после рассмотрения, отдел "К" признан лишним, и просто дела резко пошли в гору потому, что ему теперь помогает Отдел по координации, который давно существует в ФСБ. Вот и все. Но Эдик ему не верил. Отдел "К" наверняка создали и так засекретили, что даже полковнику не сказали.
Пока солдатики в пыли и в поту ковыряли в указанных местах шурфы для проникновения в пустоты, Эдик принялся готовиться к закладке артефактов. Он переоделся в полотняный комбинезон, вооружился металлическим щупом, фонарем, ножом и саперной лопатой, противогазом в сумке и прочим необходимым. Полковник играл роль ассистента - помогал и застегивал, поправлял и подтягивал, а потом потащил за Эдиком чемодан с иконами, чашками и прочей археологической мелочью.
Первый шурф углубился быстро, пока не наткнулись на кирпичную кладку. Солдаты взялись за ломы и вскоре пробили отверстие, в которое можно было пролезть.
– Ну, с Богом, - напутствовал полковник, и Эдик полез внутрь. надев противогаз. Луч мощного аккумуляторного фонаря впервые за несколько сотен лет вырвал из тьмы кучи земли и камни с обрушившегося свода, прошитые почернелыми бревнами. Эдик очутился в бывшем подвале под крепостной стеной. Да, это явный подвал - и почему бы тут древние иноки или монахи не припасли несколько полуоконченных икон? Эдик бочком пробрался вдоль стены, поближе к приглянувшейся куче и принялся закапывать взятые с собой иконы в металлических окладах. Иконы эти были взяты, как и прочие вещи, в запасниках Российского музея, они были настоящими, лет по семьсот - тысячи, рухлядь, которую даже реставраторы откладывали на "потом" в надежде, что она развалится окончательно. Эдик нацарапал на них и на окладах несколько надписей на кириллице, причем с ошибками - ибо тогда ошибок не было - ошибки становились правилом правописания.
На четвертой иконе Эдик и сам не заметил, как машинально снял противогаз - воздух подземелья оказался вполне пригоден, ядовитых газов нет. Дело пошло быстрее, но маскировка следов заняла куда больше времени, чем закладка. Конечно, удар с вертолетов должен обрушить все, что можно, но Эдик привык работать на совесть - так его воспитали.
Потом была другая полость в земле. И еще одна. И еще. Работать пришлось всю ночь - ни Эдик, ни полковник не сомкнули глаз, пару раз только заходили в палатку саперов, где их отпаивали горячим сладким чаем. Уже утром вдвоем с Онищенко опустошили второй чемодан с артефактами рангом пониже - просто предметы быта и утвари, осколки, фрагменты - их прикопали прямо на территории, в ямках на полметра. К полудню закончили уборку следов - весь мусор до последнего окурка в пластиковых мешках погрузили в вертолет, саперы подмели всю площадь, погрузили метлы, погрузились в вертолет сами - и улетели. Следом за вертолетом, уносящим саперный взвод, взлетел и вертолет, где у оконца клевал носом смертельно усталый Эдик. Не от работы усталый, от нервной лихорадки, которая напала, едва взглянул в первый пролом, и которая трепала всю ночь. В голову лезла всякая чушь, чуть не с мистическим оттенком, и он успокаивал себя - мол, чего проще - переделать историю? все ее переделывают, кому взбредет в голову, дело привычное настолько, что всем уже плевать. Что далеко ходить - царь Николай был кровавый, стал святой. Бомбисты-террористы - из героев революции превратились в мерзавцев-психопатов, да что! весь социализм из закономерности стал прихотью диктатора…, чего уж из-за мелочи волноваться, каких-то братков Кирилла и Мефодия? Говорить не стоит. Мелочь. Так чего нервничать? В чем дело?
Вертолет поднимался все выше. Вертолет с саперами давно исчез из виду, но полковник Онищенко не спешил за ними - он привык лично убедиться, что дело сделано, поэтому круг за кругом вертолет облетал Усть-Олонецкую возвышенность, пока Эдик не увидел на фоне облаков несколько черных точек. Они стремительно вырастали, превращаясь в грозные машины с хищно опущенной к земле мордой. Эдик видел, как вдруг засверкали в подвесках пушечные очереди, как срывались вперед ракеты, оставляя позади черные длинные хвосты дыма. Эдик кинулся к другому борту посмотреть на развалины - и увидел только всполохи огня в холме пыли и дыма, который разъезжался в стороны, рос в высоту. Даже в грохоте винтов отчетливо пробивались глухие удары взрывчатки. Эдик показался сам себе на какой-то миг неким "учеником чародея", который простым заклинанием, сотрясением воздуха вызвал могучие силы, которыми не мог управлять и которые, в конце концов, разорвали его самого. Потом Эдик часто вспоминал этот миг просветления, когда терял свои клочья, образно говоря - немало суждено было потерять, и только наглость, пожалуй, и помогла Эдику уцелеть, в конце концов, ибо он научился управлять чудовищами. Пока же Эдик впервые увидел их столь явственно, воочию, до этого случая он ощущал их только косвенно, как в смешном случае с задержкой экспедиции, например. В один из визитов
– Он понял, что район откроется в любой день, который назовет он, Эдик Поспелов.
При виде разбухающего дымом холма Эдик ощутил, что в душе лопнула какая-то донельзя натянутая струна…, стало вдруг покойно и легко…, весело стало! Все тревоги исчезли. Эдик понял, в чем дело…ведь история - и впрямь штука очень обратимая. Как резиновое изделие для мужчин. Наизнанку выворачивается в секунды, если умеючи. Закапывая свои артефакты, он ведь почти физически ощущал некое…сопротивление? Ну да. Мистика? Или дело - в нем самом? Теперь ему казалось, что это сама история, поддаваясь его наглому давлению, пыталась, пыталась вернуться на старое русло…, но теперь - лопнуло - история пойдет по новому руслу. Эдик ощутил, как похолодели кончики пальцев, а по спине пробежал озноб. Озноб радости и свершения. Эдик покосился на сонное, серое лицо полковника Онищенко. Тот дремал, он явно не понял всей важности момента. А ведь то, что они только что сделали - это не болтовня с телеэкрана, где политики заумью слов зомбируют зрителя, перетаскивая того в свою веру…, что ж, перетащится, на пару минут, пока не услышит другого болтуна…, это все фальшь, а они только что…сотворили что-то донельзя реальное.
ГЛАВА 10. Денежный вопрос.
Говорят, деньги портят людей, Эдик считал такое мнение неверным без поправки - деньги портят уже испорченных людей. А Пузырев и до знакомства с Эдиком не мог похвастаться чистой совестью. Теперь же, когда с трудов Эдика закапали реальные деньги, Пузырев испортился окончательно. Денег от продажи картин, по крайней мере, Эдик не видел, только сетования, что "…всем дай, и побольше, и самому-то ничего не осталось…". Эдик просто не имел времени заняться сбытом, продажей картин. Он занимался, так сказать, производством, а сбыт целиком лежал на Пузыреве. В конце концов, он директор музея, и все вопросы по уходу-приходу картин в музей и наружу решал только он. Ну ладно, Моне и Шагал, первые из проданных картин, ушли каждая за несколько тысяч рублей. Эдик верил Пузыреву, тот попросту трусил запрашивать в долларах. Ладно, первый блин всегда комом, хотя Эдик и не сумел удержаться от скрытых упреков, которые со стороны и на упреки не походили. Подловив Пузырева в зале, где висела вместо проданного подлинника написанная им копия Моне, Эдик подколол директора, заметив мимоходом, но громко, так, что услышала и уборщица Танька, и экскурсовод тетя Маша: "Иван Иваныч, а Моне после реставрации - как новенький. А Вы реставрировать не хотели…". Пузырев быстренько убежал из зала, наклонив голову, и после полдня дулся на Эдика, как мышь на кошку, напугался, бедняга…, хотя ему-то чего бояться? Если какая-нибудь ревизия и выяснит, что вместо Моне висит тщательная копия, отвечать Эдику, который "перепутал" подлинник и копию. Это если одну "перепутал", могут еще поверить, но ко времени скандала их уже штук пятнадцать накопилось! Эдик подключил к копированию старший курс художественного училища, ребята сидели в залах и корпели, а лучшие копии Российский музей у них покупал, так что картин на продажу становилось все больше, они уже в очередь просились, а Пузырев все спихивал в "час по чайной ложке", причем чуть не себе в убыток…, Эдику в убыток - уж точно, тот ни доллара за свои и чужие копии не получил от Пузырева, одни оправдания…, правда постоянно выдавал Эдику "на текущие расходы" - что ценно, по первой просьбе, бывало и по три раза в день. По сто-двести долларов, без отчета и записи - этого хватало не только на мелкие расходы, вроде кресла или стульев, но и самому Эдику. Правда, только на жизнь. На будущее не откладывалось. Так что скандал назревал, и виноват в нем был, как понял потом Эдик, даже не Пузырев, а сам способ жизни и особенно руководства, когда начальник утаивает, зажиливает и не выдает информацию, рассматривая ее как свою особо засекреченную частную собственность и богатство. Скандал произошел после первой командировки Эдика на курганы юга, довольно длительной, когда они с полковником Онищенко за месяц нудной и утомительной нервотрепки, наконец, слепили некое подобие практического инструмента из людей, денег и договоренностей, инструмента для реализации "Ежика в тумане". У Эдика образовалось двое сыновей, которые требовали машину, собака, которая требовала прогулок и прививок, и кот, которого Эдик искренне уважал за то, что тот ничего не требовал. Кот брал все сам.
Только крепкие руки полковника Онищенко и цепкие пальчики секретарши Людочки спасли рожу директора от синяков. Эдик же верил людям, так уж воспитали нехорошие родители, но оказалось - недостаточно верил. Он же думал, что хоть с музейщиками Пузырь нагреет его на - пусть половину полагающейся доли, но оказалось - Пузырев нагрел на все сто процентов. Опять ничего. Хотя по областным музеям, мелким и хиреющим, в мелких городах мотался как раз Эдик - на "мерседесе" с Иваном или на Танькиных жигулях. Дело было в том, что Пузыреву удалось вытянуть из Министерства культуры, в ведении которого находились все музеи, бумагу, разрешающую Российскому музею обмен фондами с другими музеями на договорной основе, с целью поддержки и укрепления Российского музея. Эдик согласился заниматься этим делом только потому, что надеялся…, нет, был уверен, что директора этих периферийных музейчиков с радостью примутся отдавать для реставрации в его Центр свои осыпающиеся шедевры - он же вернет их куда красивше, чем были, новее, крепче и к тому же забесплатно. Пока забесплатно. Потому что у Эдика нет денег, а директор - жадина. А потом - Эдик и платить за реставрацию обещал. К сожалению, ему не поверили…, впрочем, это недоверие к людям сам Эдик, как человек доверчивый, встречал повсюду в российской жизни и культуре, это был естественный, родной элемент культуры, и потому Эдик не удивлялся, не возмущался, зная, что недоверие это пройдет. Во второй его визит. В третий или в двадцать пятый, но директора поверят, что Эдик несет им действительно зеленые доллары, а не фальшивки и неприятности. Но пока Эдик просто уговаривал поделиться фондами. Есть же лишние. Старые. Побитые. Ненужные этому музею из-за другого профиля. Тем более волшебные слова "на договорной основе" Действовали магически. Каждый директор понимал, что за такую бескорыстную помощь Российскому музею ему заплатят. Тут дело пошло, да. После переговоров директора обещали посмотреть, что можно и привезти лично Пузыреву. Решал же он, у Эдика, как зама, полномочия только на переговоры.