Сокровища Сьерра-Мадре

Травен Бруно

— Что ж, дешево, выходит, отделались, — проговорил Говард с улыбкой и опустил рукав рубашки.

— Мы знаем, что всем вам делали прививки, — сказал врач. — Или, по крайней мере, готовы поверить в это. Но мы очень благодарны вам за то, что вы с такой легкостью разрешили прививку повторить. И в самое подходящее для нас время! Здешние жители подсматривают за каждым нашим шагом. И когда увидят, что мы не делаем никакого различия между индейцами и белыми и что вы протянули мне руку с такой готовностью, будто для вас это самое привычное

дело, люди поверят, что их жизням действительно ничего не угрожает!

Говард прошел в голову каравана и послал на прививку Доббса и Куртина.

— Самое милое дело! — рассмеялся Куртин. — Я боялся, что они вот-вот подойдут и начнут приставать с дурацкими вопросами.

— Ну, если тебя послушать, мы должны их чуть ли не обнять и расцеловать от радости! — усмехнулся Доббс и неторопливо направился к хижине.

Говард покачал головой и с сожалением сказал, обращаясь к Куртину:

— Я всегда говорил, что у этого Доббса нет чувства юмора: ну, да лучше обнять и расцеловать комиссию по прививкам, чем полицейских контролеров шахт. Давай, Куртин, сходи, заполучи свою бумажку. Нам пора!

Вечером они устроились на ночлег вблизи городка Амапули. Пришлось остаться там, потому что им объяснили: к следующему колодцу до темноты не добраться.

Не успели они еще приготовить ужин, как в лагерь явились четыре индейца. Поприветствовав, вежливо спросили, позволено ли им будет сесть.

— Комо но? — сказал Говард. — Почему нет? Вы нам ничем не помешали.

Индейцы некоторое время сидели и молча наблюдали, как белые жарят мясо и варят рис.

— Вы, конечно, из дальних мест сюда пришли, — сказал наконец один из индейцев. — И собираетесь, вероятно, продолжить ваше путешествие? Вы, сразу видно, люди очень умные.

Куртин объяснил:

— Мы умеем читать книги, умеем писать и еще умеем обращаться с цифрами. С числами.

— С числами? — переспросил индеец. — Числа? Мы их не знаем.

— «Десять» — это число, — объяснил Куртин. — И «пять» — число.

— А-а, — понимающе улыбнулся индеец. — Это — правда, но только наполовину. «Десять» — ничто, и «пять» это ничто! Вы говорите про десять пальцев, про пять фасолин или о трех курицах, правда?

— Верно, — вступил в разговор Говард.

Индейцы рассмеялись: их поняли! И тот же индеец пустился в объяснения:

— «Десять» сказать нельзя. Всегда надо сказать, чего «десять». Десять птиц, или десять деревьев, или десять воинов. А когда говорят просто «десять», «пять» или «три» и не говорят чего, то выходит дырка, внутри которой пусто.

И они снова рассмеялись. Помолчав довольно долго, индеец перешел к делу:

— Мой сын упал в воду, но мы его сразу же вытащили. Я не верю, что он умер, хотя сын не просыпается. Вы, конечно, читали книги и знаете, что нужно делать в таких случаях?

Говард спросил:

— Когда ваш сын упал в воду? Вчера?

— Нет, сегодня днем.

— Хорошо, я пойду

с вами и посмотрю, что с вашим сыном, — сказал Говард.

…Вскоре его привели в дом, построенный из высушенных глиняных кирпичей. На столе в большой комнате лежал мат, а на мате — юноша.

Говард внимательно осмотрел его, приподнял веки, прислонил ухо к груди, ощупал руки и ноги и затем сказал:

— Попробую-ка привести его в чувство.

Минут пятнадцать он делал юноше искусственное дыхание. Затем велел обложить его тело горячими компрессами и стал растирать юноше руки и ноги. А когда снова приложил ухо к груди, ощутил, что сердце юноши стало биться ровнее. А вскоре он уже сам сделал несколько глубоких вздохов — и задышал равномерно.

Мужчины и женщины, находившиеся в хижине, наблюдали за действиями Говарда, не произнося ни звука. Только две женщины, подогревавшие воду для компрессов, изредка роняли шепотком словечко-другое. И даже когда юноша окончательно пришел в себя, никто не осмелился заговорить. Под всеобщее молчание Говард взял свою шляпу, надел ее и, попрощавшись, пошел к двери. Никто его не удерживал. Только отец последовал за ним и протянул руку со словами:

— Большое спасибо, сеньор, — и вернулся к сыну. Уже спустилась ночь, и Говард с трудом отыскал своих.

— Как это у тебя получилось? — спросил Доббс, после того, как Говард рассказал о благополучном исходе лечения.

— Пустяки, — ответил Говард. — Сделал искусственное дыхание, он и очнулся. Парень был в шоке. И наверняка часа через два поднялся бы сам, без всякой помощи. Ну, наглотался немного воды… Вы мне хоть немного мяса оставили?

Они отправились в путь еще до восхода солнца. Рассчитывали вскоре достичь Томини и пересечь затем плоскогорье.

После полуденного отдыха вновь навьючили ослов и собрались было вывести их на дорогу, как Куртин крикнул:

— Что там стряслось? Нас вроде бы преследуют!

— Где? — спросил Доббс. — Да, теперь вижу. Верховые индейцы. Может, они не по нашу душу. Захотели, например, размяться или на базар торопятся. Всякое бывает…

Прошло совсем немного времени, и всадники оказались рядом. Среди них было четверо индейцев, которые вчера вечером нанесли визит, кроме них — еще двое, которых Говард видел в хижине.

Индейцы поздоровались, и один из них спросил:

— Извините, сеньоры, но почему вы бежите от нас?

Говард улыбнулся и проговорил:

— Мы не бежим. Просто нам необходимо продолжить путь, мы торопимся в город. Там у нас важные дела, и мы очень спешим.

— О-о, — протянул индеец, сына которого выхаживал вчера Говард. — Дела подождут. Дела спешными не бывают. Дней много: после сегодня придут еще завтра и послезавтра. Но сначала я должен пригласить вас в гости! Не могу же я просто так вас отпустить. Вы вернули жизнь моему сыну. И поэтому обязательно должны погостить у меня. Две недели.