Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти
Шрифт:
Между тем в горах быстро темнело и полковник опамятовался, когда перестал различать деревья и камни.
— Сука, — проговорил он, озираясь, и в тот же момент услышал грохот недалёкого взрыва. Тенькнул в ушах воздух, потревоженный ударной волной. Тогда он пошёл на звук взрыва, поскольку всё равно было куда идти. Через несколько минут он выбрался из тёмного распадка на западный склон какой-то горы, где ещё багрово отсвечивала заря, и скоро очутился на разбитой асфальтовой дороге. Наломав ноги в каменных развалах, Арчеладзе с удовольствием ступил на дорогу и побрёл,
За поворотом на обочине дороги горела машина. Дым, чёрный у земли, поднимаясь выше деревьев, становился багровым, и казалось, там клокочет пламя. Он приблизился к полыхающему костру и стал греть руки: в воздухе пахло снегом. Вероятно, автомобиль наехал на мину — оторванная передняя подвеска валялась на другой стороне дороги, двигатель стоял торчком, пропоров капот. Огонь уже съел обшивку сидений, брезентовый верх и теперь горели на полу резиновые коврики. Полковнику почудился запах жжёного мяса, нормальный фронтовой запах на военных дорогах.
Ружейным выстрелом грохнул ещё один взрыв — лопнуло раскалённое лобовое стекло.
— Я опоздал на самолёт, — неожиданно сказал кто-то рядом по-английски.
— Да и хрен с тобой, — машинально бросил Арчеладзе, глядя в огонь.
К костру откуда-то слева выступила тёмная фигура человека в военной форме с белой повязкой на голове.
— Я подорвался на мине и опоздал! — настойчивее проговорил незнакомец. — Это трагедия…
— Ну а я-то тебе что? — забывшись, по-русски отвечал полковник.
— Ты?.. Ты — русский? — отчего-то вскричал пострадавший. — Ты русский! Узнал! Узнал тебя! Я говорил — ты русский!
— Да пошёл ты! — бросил Арчеладзе, любуясь, как ярким голубоватым пламенем горят провода передней панели.
Человек неожиданно издал странный крик — что-то вроде боевого клича — и расставил ноги в каратистской стойке. Полковник смотрел на него отстраненно, как на посторонний предмет, мешающий греться у огня и думать.
В следующее мгновение тупой удар в лоб опрокинул его наземь, так что он улетел по откосу вниз, хлестанувшись спиной о расквашенную землю. В глазах вспыхнули искры, смешались с искрами дымного столба.
— Сука! — удивлённо сказал он. — Ты что, мать-твою!..
— Русский! — заорал подорвавшийся на мине и прыгнул к нему с дорожного полотна.
Он целил приземлиться ногами ему в лицо. Полковник увидел летящие над ним грязные ботинки и успел перевернуться на живот. Сумасшедший незнакомец мягко опустился на землю и мгновенно развернулся к Арчеладзе, медленно встающему на четвереньки. Второй удар ногой снизу в подбородок отбросил голову назад, так что хрустнула шея.
— Молись, русский! — с диковатой яростью торжествовал нападающий, норовя опрокинуть его ногой, но уже не ударом, а как опрокидывают бревно. — Призывай своих богов! Они тебе помогут!
— Н-ну, сука! — наконец возмутился полковник и вскочил.
И только сейчас увидел перед собой не обезличенный говорящий предмет, а морского пехотинца-офицера, здорового парня с надменным улыбчивым оскалом. Рука потянулась к заднему карману — пистолета не было.
Все навыки и приёмы мгновенно оказались забытыми. Они хотели душить друг друга, и в этом едином порыве, в единой жажде убить противника катались по земле, но обоим мешали руки: они то скрещивались, то переплетались, то цеплялись крючковатыми пальцами, словно репьи, и спутывались, не позволяя взять врага за горло. И мешала ещё грязь, скользкая, как мыло, и едкая, когда попадала в глаза. Ловя моменты, они ещё пытались наносить удары, однако получались тычки — не более. Давить, душить надо было! Только бы дотянуться, уцепить хрустящую и упругую, как противогазная трубка, гортань!
И никто из них не понял, что случилось в следующий миг, поскольку окружающего мира как бы уже не существовало в этом поединке. Они оба внезапно вспыхнули высоким пламенем, с ног до головы! И земля вокруг всколыхнулась огненным ковром. В тот же момент они машинально расцепились, прыгнули друг от друга, выскочили из огня как два факела и покатились в разные стороны, каждый сам по себе, стараясь сбить пламя с одежды. Арчеладзе елозил в жиже, давил на себе красные языки, но они вспыхивали вновь, скакали по телу, как солнечные блики. Наконец он сбил последний липкий хвост на пояснице и с трудом встал на четвереньки. Противник ещё крутился в канаве с полыхающей спиной.
— А, сс-ука! — злорадно выдавил полковник.
Машина пылала высоким, ярким пламенем, горел асфальт, взорвался полный бензобак.
Воняло отсыревшей гарью, едким дымом и бензином.
От сильных ожогов открытых частей тела их спасло то, что оба они вывозились в густой грязи. У полковника жгло только шею и запястье. Он поднялся на ноги, сдёрнул через голову куртку, тяжёлую от воды и земли, и, оставшись в запятнанной сажей тельняшке, выбрался на асфальт и сел у обочины. Морской пехотинец дотушил огонь и теперь стоял, согнувшись пополам и качаясь, как пьяный. У него почему-то началась рвота, но желудок был пуст, и он лишь длинно рявкал, как опоённый телок.
— Что, сука, рычишь? — спросил по-русски Арчеладзе. — Припалило задницу?
Не то что биться насмерть, а и драться уже не было никакой охоты. Противник ещё пару раз рыкнул, болезненно выпрямился и отёр рукой грязную, чёрную физиономию.
— Эй, ты что, негр? Чёрный? — по-английски крикнул полковник.
Пехотинец словно проснулся, услышав родную речь.
— Ты русский? — снова спросил он.
— Ну, русский, русский! И что?.. Вот заладил!
— Я ему говорил, что ты — русский!