Сокровища зазеркалья

Kagami

Baby, won't you please come home (1)

Зачем ты здесь, Каролина? Ты никогда не появляешься просто так. Что привело тебя ко мне на этот раз? Что за беда? Только бы не беда… Я никогда не задам тебе вопросов. Я никогда ни о чем не спрошу тебя вслух. Хотя я знаю, что ты ждешь этого. И боишься. Напрасно. Я не спрошу, как бы ни донимали меня эти вопросы бессонными ночами, когда из кошмаров подсознания я бегу во мрак своей разбитой жизни.

Oh baby, my baby

Baby won't you please come home

'Cause your mama needs some lovin'

Baby won't you please come on home

Их

много, их слишком много этих моих вопросов — смешных и нежных, глупых и страшных. Но все они — только один вопрос. Самый главный. И больше ничего быть не может. Поэтому мне больше нечего сказать тебе, Каролина. Или я уже все сказала?

Baby won't you please come on home

— К сожалению, мне не известно, кому именно принадлежит авторство стихов песни Чарлза Уэрфилда (Warfield, Charles)и Кларенса Уильямса (Williams, Clarence) "Baby won't you please come on home".)

Я не пошла за кулисы, а двинулась прямо в зал, туда, где было темнее всего, туда, где самые темные уголки моей души обретали очертания изумительно красивой женщины, такой же черной, как мрак, окружающий столик.

Моя улыбка сияла, мое платье только что сверкавшее в свете софитов, теперь тоже сияло мягким отраженным светом, обтекая фигуру, которой я могла гордиться. Я, не Каролина.

— Здравствуй, сестра. Что привело тебя ко мне?

Она не вздрогнула, даже не подала виду, хотя отлично знала, какой смысл я вкладываю в это обращение. А я знала, как она ненавидит этот смысл.

— Здравствуй, Уме, ты пела прекрасно.

— Спасибо. Так почему ты во Флориде?

— Дела.

Дела! Конечно! Каролина — деловая женщина. Я не могу не уважать ее за это. Даже отец мог бы позавидовать ее хватке. И это странно, ведь когда она вошла в нашу семью, в ее активе не было даже колледжа. Впрочем, жизнь все расставила по местам. Несмотря ни на что, я не могу не любить Каролину за то, что она из меня сделала. И я ненавижу ее за то, что она сделала для меня.

— Спасибо, что нашла время встретиться со мной, — я села за столик, и Билли — официант и горячий поклонник моей музыки — тут же поставил передо мной мартини с маринованной вишенкой. Как я люблю.

— Жаль, что ты не выбрала джаз своим основным занятием. Такой талант пропадает. Могла бы стать звездой.

Конечно. Ей легче хвалить мой талант, чем признать, что я задела ее за живое.

— Мне нравится моя работа, Каролина, — я пожала плечами, — А здесь, у Хэнка, собирается как раз столько публики, сколько мне нужно для удовлетворения своего тщеславия. Больше — уже перебор.

— Как знаешь. Это твой выбор.

— И ты никогда не мешала мне его делать.

— И сейчас не собираюсь. У меня… — она пригубила из своего бокала, словно собираясь с мыслями, — Боюсь, я привезла плохие новости, Уме.

У меня перехватило дыхание, и имя Гордона едва не сорвалось с губ, но я не произнесла

ни слова. Каролина поспешно покачала головой, видимо, разглядев охватившую меня панику.

— Это Розалия. Она очень больна, Уме.

Сначала я испытала облегчение, а потом слезы сжали горло. Розалия? Почему? Ведь она совсем не старая. Как же так?!

— Что?.. Что с ней? Это…

— Это саркома, Уме. Мне очень жаль, — Каролина взяла меня за руку, — Она хотела видеть тебя.

— Нет!

— Уме!

— Я не могу, ты же знаешь. И…

— Я собираюсь увезти Гордона в Калифорнию.

Конечно. Так и надо.

— Розалия останется совсем одна?

— Одна она, разумеется, не останется, но ты могла бы…

— Ты же знаешь, как мало на меня надежды, Каролина.

— Хотя бы повидайся с ней. Неделю ты всегда сможешь выдержать.

— Хорошо… Хорошо, Каролина. Позвони мне, когда соберешься уезжать.

Смотритель Гектор

Нет, это уже через чур! Если это все-таки Марта решила меня навестить, я просто не знаю, что делать! Я слишком устал, чтобы сейчас еще и с ней выяснять отношения! Боги, упасите меня от срыва! Я же сам себе не прощу глупостей, которые могу наделать!

Свечение портала разгорается, и в нем одна за другой проявляются две фигуры. Мужские. Ну и какого дьявола?

— Мы же вроде бы попрощались десять минут назад, — ворчу я.

— Прости, Гектор, но у нас не было выбора, — хмуро отвечает Грэм, — Нас попросту выгнали.

— Выгнали?

— Угу, — Павел подходит к столу и водружает на него какую-то коробку, — Я бы пошел домой, но жена считает, что я в длительной командировке, так что мое внезапное появление могло бы вызвать ненужные подозрения. Так что и мне придется воспользоваться вашим гостеприимством. Но мы с трофеями. Вот, будем пить чай с восточными сладостями.

— Во имя, богов, с какой стати Марте вас выгонять?!

— Мы не вписались в ныне действующую социальную модель ее дома, — Павел пожал плечами.

— Какую еще социальную модель?

— Девичник. Вечеринка в пижамах. Пикник на кровати. Называйте, как хотите, но мы там лишние в силу гендерной принадлежности. Дамы развлекаются вдвоем.

Я мотаю головой и кошусь на Грэма. Оборотень выглядит не менее растерянным, чем я сам, и даже немного обиженным. Эта, так называемая, социальная модель ему, судя по всему, так же незнакома, как и мне.

— Я все-таки не понял, чем вы им помешали?

Павел вздыхает.

— У меня такое чувство, что мы, при всем желании, не смогли бы им помешать. Плевать они на нас хотели. Если честно, нас даже не выгоняли. Выжили просто. В буквальном смысле. Типа, если хотите остаться, поработаете на нашем девичнике стриптизерами. Нормально, да? Вам не кажется, Гектор, что Грэму повезло, что он этого слова не знает?

— А что это, кстати, значит? — вскидывается вервольф.

— Не знаешь — и радуйся, — я чувствую, как вместе с растерянностью во мне растет раздражение: стриптиз им подавай, как же! А о Грэме они подумали?! — Они там что, совсем с цепи сорвались?!