Сокровища зазеркалья
Шрифт:
— А ты?
— У меня пока кое-какие дела здесь есть, но потом я к вам присоединюсь. Паша, у тебя тоже дел невпроворот будет. Нужно искать эту Уме. А как — не понятно.
— Я подумаю.
— Да вообще-то с этим покушением, еще не известно, когда мы сможем поехать к Алене, — вздохнула Рената.
— И не надейся. Завтра же и поедете. Никакая дружба Грэма дольше здесь не удержит. Да и не думаю, что мы можем чем-то помочь.
— Ну, да, — усмехнулась гномка, — мы эмиссары Гектора в этом мире, а в том у него и без нас высокопоставленных осведомителей хватает. От леди Рисс до конунга.
Я
— А при чем тут Гектор?
— А ты еще не поняла? — Рената посмотрела на меня, как на умственно отсталую, — В том мире не происходит ничего, во что бы он ни вмешался. Это только кажется, что он всего лишь смотритель Библиотеки. А на самом деле все верховные с ним считаются. Наверное, тому миру очень повезло, что смотрителем стал такой хороший человек. Несколько тысячелетий Библиотека лишь иногда в случайном порядке подкидывала какие-то знания, а стоило Гектору схлестнуться со своим предшественником, и тут же ты открыла врата.
— Ну, вообще-то это именно я их открыла. Гектор-то тут при чем?
— А при том, что он притягивает пришельцев.
— С чего ты взяла?
— Поняла. Не сразу. Но все, кто пришел отсюда, или просто тут побывал, оседают вокруг него. Я, например и полгода не могу без Библиотеки прожить. Скучаю по Гектору. И почему-то выкладываю ему все свои секреты. Грэм с ним дружит, доверяет ему безгранично. И, мне кажется, тоже всеми сокровенными тайнами делится. А ведь Грэм — волк-одиночка. Ты тоже вместо царской жизни в Сентанене предпочла остаться в Библиотеке. А Риох?
— А что Риох? Он же не пришелец.
— Риох прилип к Библиотеке из-за тебя. А теперь из-за него в Библиотеке останется Джесси. Вождю Предреченному тоже придется ближайший год прожить там, готовиться к игрищам. И не думаешь же ты, что он навсегда потом туда дорогу забудет?
— Ну, это только предположение.
— После месяца общения с Гектором, это перестанет быть предположением. Увязнет, как миленький. Не знаю я, что такого в Гекторе особенного, но все пришельцы остаются рядом с ним. Словно не могут уйти далеко от Библиотеки. А Гектор — это душа и мозг этого места.
— А от Библиотеки зависит равновесие в том мире, — закончила я, — Да, получается, страшнее смотрителя, зверя нет.
— Не страшнее, а добрее. Мне иногда вообще не понятно, как такого, как он, до сих пор с потрохами не съели.
— Да, жаль, что я с ним так поближе и не познакомился, — вздохнул Павел.
— Так пойди и познакомься! — вызверилась вдруг Рената, — А то сидишь тут за компом, а сам в гости обещал заглядывать. Вот только так и не сподвигся. А сейчас самое время. Пошел бы и добыл нам информацию об этом самом покушении. С альтернативной точки зрения, так сказать. Гектор, кстати, тоже в ней нуждается. Мы-то с Мартой тут, а ему иномирский взгляд не помешает. Ну, что застыл? Сейчас откроем портал, и — вперед. Дай уж двум мудрым женщинам посовещаться, раз сам взвалил на нас эти проблемы.
— Рената, ты серьезно? — недоуменно спросил Паша.
Вместо ответа гномка вывесила на стене мой рисунок и пристально посмотрела на меня, словно спрашивая, согласна
— Вперед, на подвиги, босс, — усмехнулась я, — Труба зовет.
— Ну… если вы так считаете… — и Павел шагнул в портал, а Рената предательски затерла ластиком уголок карандашного рисунка.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, прыснули со смеху. Мне почему-то стало вдруг очень легко. Бесшабашность юности снова бурлила во мне шампанскими пузырьками. Но Рената сразу же вернула меня на грешную землю.
— А теперь выкладывай, почему тебе вдруг жить расхотелось, — потребовала она.
— С чего ты взяла? — попыталась увильнуть я.
— Глазками увидела, ушками услышала, — фыркнула гномка, — Марта, я же не идиотка. Из тебя вся жизнь ушла, когда Риох сказал, что тебе сейчас лучше не возвращаться.
И что ты будешь делать теперь, Марта? Опять отшутишься? Разве этого тебе хочется? Когда последний раз ты доверялась подруге? Тридцать лет назад? Сорок? Пятьдесят? Когда последний раз в своей человеческой жизни ты смотрела в глаза женщине, не видя в ней ни соперницу, ни ребенка, от которого лучше скрыть жестокую сторону жизни? Когда, Марта? Когда ты последний раз кому-то доверяла просто так, без задней мысли, без страха быть осмеянной или показаться слабой, без страха, что от тебя отмахнуться, потому, что своих проблем хватает? Что ты будешь делать теперь, Марта? Что ты будешь делать?
Уме
Я не хотела выходить на "бис". Я слишком устала за этот вечер. За этот день. За эту неделю. А может быть, за всю эту жизнь. Я вообще пришла сюда сегодня только потому, что обещала Хэнку, а свои обещания я выполняю. Почти всегда.
Я не хотела петь снова, но Хэнк поймал меня, едва я ушла со сцены. Тактическая ошибка: нужно было спуститься в зал, а не убегать за кулисы. Я давно научилась противостоять его щенячьему взгляду — снизу вверх, из инвалидной коляски — но этот поганец вечно изобретает новые приемчики.
— Уме, пожалуйста!
— Не проси, Хэнк! Я устала. Правда.
— Это не для меня, Уме. Там Каролина. Это она просила.
Каролина. Ладно. Черт! Каролина! Здесь!
Я резко развернулась на каблуках и пошагала обратно навстречу уже стихающим аплодисментам.
В затемненном зале почти не видно зрителей, а Каролина, конечно, выбрала самый дальний столик. Но петь я буду для нее. В самый темный угол зала из самых потаенных уголков души. Для тебя, Каролина.
Я сделала знак Бобби и успела заметить, как изумленно взлетела его бровь, и сверкнула белозубая улыбка. А потом оркестр заиграл.
Oh baby, won't you please come home
'Cause your mama's all alone
I have tried in vain, never no more to call your name
Я пою для тебя, Каролина. Ты знаешь, о чем я пою. И ты не хочешь, чтобы я пела, хоть я и выполняю твою просьбу. Сейчас ты мечтаешь о том, чтобы я замолчала, мечтаешь не слышать моего голоса, заткнуть уши, чтобы не понимать слов старой песни, вырванной из глубины моей души.
Ev'ry hour in the day…you will hear me say