Сокровище Черного моря (с илл.)

Студитский Александр Николаевич

— Да, пожалуй, это она… — подтвердил он, выпрямляясь и обхватив, по своей привычке, подбородок и щеки длинными пальцами…. Куски раздробленного слоевища, это несомненно… — проговорил он в раздумье. — Но с какой целью? Неужели он рассчитывал получить рост из мертвой водоросли?.. Непонятно…

— Постойте, Евгений Николаевич! — возбужденно воскликнул Петров. — Бывают у багрянок стойкие формы зародышевых клеток? Такие, которые способны переносить высыхание? Может быть, такие наблюдения уже были?

— Не припоминаю… Вообще это сомнительно. Как только спора образуется, она немедленно

начинает развиваться… Вот бесполое размножение с помощью спор, пожалуй, не исключает этой возможности…

— Может быть, Николай Карлович нашел такие споры у золотой водоросли? — Петров вопросительно посмотрел на Смолина.

Профессор задумался и не ответил. Петров потихоньку вышел в лабораторию. Подойдя к столу, он взял папку и медленно, один за другим, стал просматривать на свет микроскопические препараты. Он старался разобрать неразборчивые пометки тушью, сделанные на стекле. Вскоре он вернулся в лабораторию и осторожно тронул Смолина за плечо.

— Евгений Николаевич! — сказал он тихо. — Посмотрите…

Смолин взял из его рук препарат. Поднес к глазам. Посмотрел на свет.

— Написано: «культ.» и цифры, — подсказал Петров. — По-моему, это может означать только одно: номера культур.

— Каких культур? — Смолин нахмурился. — Мертвой водоросли?

— Значит, не мертвой, если Крушинский написал слово «культура»… И обратите внимание на масштабы! Цифры-то — трехзначные!

— А ну, давайте-ка посмотрим в микроскоп, — Смолин прошел в лабораторию. Включите осветитель.

Узкий луч света упал из линзы осветителя на зеркало микроскопа. Петров молча смотрел, как пальцы профессора двигались на винтах кремальеры, конденсора [14] и предметного столика. Тишину нарушали только неясные восклицания Смолина. Наконец профессор встал.

— Посмотрите, — предложил он.

Петров сел к микроскопу. Несколько секунд он молча передвигал стекло. Потом пожал плечами.

— Ничего не видно, — сказал он с досадой. — Решительно ничего. Обычная бактериальная пленка, очевидно, образовавшаяся на поверхности аквариума.

14

Конденсор — система оптических стекол, направляющая лучи на освещаемый предмет.

— Но вы заметьте — сотни препаратов. Значит, в этой пленке, в которой ничего, кроме бактерий, нет, он что-то искал? И нашел, в конце концов! Ведь послал же телеграмму.

Смолин наклонился над папками, напряженно разглядывая надписи на препаратах.

— Культуры, культуры, культуры, — читал он с раздражением. — Но культуры чего? Что он мог получить и культивировать из мертвой водоросли?.. Позвольте, позвольте, а здесь что-то иное. Смотрите-ка на это сочетание букв: спнг?

— Спорангии [15] ! — воскликнул Петров. — Конечно спорангии.

15

Спорангии — органы низших растений, в которых

образуются споры — зародышевые клетки, служащие для бесполого размножения.

— Да, похоже, — ответил Смолин, снова усаживаясь за микроскоп.

Он долго смотрел в окуляр, не отрываясь, подкручивая винты и передвигая столик микроскопа. Наконец, оторвался от стола, встал и уступил место Петрову. Еще несколько минут прошло в молчании.

— Очень повреждены ткани! — с досадой воскликнул, наконец, Петров.

— Вы смотрите, смотрите, — уверенно сказал Смолин.

— Вижу! — вдруг во весь голос крикнул Аркадий. — Да… да… Несомненно, спорангии. — Он отстранился, чтобы дать возможность Смолину посмотреть в микроскоп через его плечо. — Вот, вам и разгадка, — Петров вздохнул с облегчением.

— Вы уверены в этом?

— Что же можно предположить другое?

— Проверим, — сказал Смолин.

Он снова прошел в аквариальную и наклонился к стеклу. Петров присел рядом на корточки, разглядывая темные крошки на дне аквариума.

— На поверхности — обычная бактериальная пленка. Стекло покрыто темным налетом, констатировал Смолин. — На дне тоже какой-то осадок… Но никаких следов прорастания спор. Какой вид имеют развивающиеся багрянки, Аркадий Петрович?

— Ничего похожего я здесь не вижу. Проросток филлофоры имеет вид крошечного кустика. Здесь же, кроме каких-то обломков, ничего не заметно… Но почему у воды такой темный оттенок?.. Хотя это, возможно, от налета на стеклах…

— Возьмите кусочек со дна и — под микроскоп, — предложил Смолин.

— Раздавить?

— Да, раздавите между предметными стеклами.

Они снова перешли в лабораторию. Смолин взял из рук Петрова препарат, посмотрел на свет, покачал скептически головой и положил под объектив.

Петров слипающимися глазами следил за его движениями. Утомление после бессонной ночи свинцом разливалось по его телу. Возбуждение, вызванное осмотром лаборатории и поисками следов открытия Крушинского, постепенно стихало. Перед глазами плыли лиловые круги. В висках ломило.

— Ерунда! — сказал Смолин коротко, снова поднимаясь со стула. — Никаких следов развития.

Петров встряхнул головой, отгоняя дремоту. Усталость подавляла разочарование. Он машинально посмотрел в окуляр.

— Да, совершенно мертвые крошки, — подтвердил он машинально. — Что же будем делать дальше, Евгений Николаевич?

Смолин в раздумье зашагал по комнате.

— Надо будет выяснить, — сказал он, наконец, — какую часть водоросли он израсходовал на эти свои опыты. Какой кусок он взял с собой, Аркадий Петрович?

— Ровно половину — сто восемьдесят граммов.

— Ну, не может быть, чтобы такое количество сухой ткани он успел истратить на свои культуры. В каждом аквариуме не больше трех — четырех граммов вещества. Посмотрим, что у него осталось. Где несгораемый шкаф?

— В химической. Ключ у вас есть?

Смолин вытащил из кармана тяжелую связку.

— Вот. Это — вторые ключи от всех наших несгораемых шкафов. Этот — от вашего в Севастополе, эти два — от ланинских, на Мурмане, а этот — от здешнего. Да, он. Номер 023.