Сокровище Черного моря (с илл.)
Шрифт:
И столько времени убить зря! Подумать только — два месяца погубить на работу, а результаты не стоят и выеденного яйца! Тяжелый кулак грохнул по столу, вызвав разноголосый звон химических стаканов, цилиндров и колб.
Испуганная физиономия ассистента заглядывает в дверь и скрывается. Калашник нетерпеливо пинает осколки ногой. Да, только этим… парацельсам безразлично, в каком состоянии взвешено золото в воде океана. Протоплазма накапливает его, не нуждаясь в решении этого вопроса. Раствор, или коллоидное состояние, или соединение с хлором — ей безразлично. И совершенно безразлично этому счастливцу — Смолину!
…Дверь
Спускался весенний вечер. Тянуло свежим запахом моря. Калашник посмотрел на косые лучи нежаркого солнца, цепляющиеся за окна верхних этажей, и медленно спустился по ступенькам.
Глава 12
МЕТОД ОЛЬГИ ДУБРОВСКИХ
Прошло уже две недели, как Смолин и Петров выехали в Батуми.
Ольга тяжело переживала известие о гибели Крушинского. Он никогда не был ей особенно близок. Но она так привыкла видеть в коллективе лаборатории этого смешного, медлительного чудака, что мысль о его опустевшем рабочем месте вызывала у Ольги болезненное ощущение тяжелой утраты. Она вспомнила, как мало интересовалась Крушинским. Это был одинокий холостяк, не увлекавшийся ничем, кроме своих водорослей. Ни у Ольги, ни у многих других сотрудников института никогда не возникала мысль, что этому немолодому ученому, как и любому другому человеку, свойственны личные переживания, тревоги, сомнения словом, сложная внутренняя жизнь. И вот человека нет, — полезного, нужного работника, мягкого, внимательного, предупредительного товарища. И нечего вспомнить о нем, кроме того, что он был хорошим знатоком водорослей. Ужасно!
Известия из Батуми ограничились коротким письмом Петрова. Он сообщил, при каких обстоятельствах погиб Крушинский и что дало следствие по поводу его смерти. Выяснить, что случилось с лодкой, так и не удалось. Она затонула на глубине более двухсот метров, и поднять ее оказалось невозможным. Труп Крушинского также не был обнаружен. Море в этот день было спокойным и оставалось сделать единственное правдоподобное заключение, что лодку захлестнуло водой из-за неловкого движения Крушинского. Не удалось понять и того, в чем же заключалось «открытие» Николая Карловича. Можно было догадаться, что он пытался вырастить культуры из обломков водоросли, рассчитывая, что в высохших спорангиях сохранились стойкие споры. Но не удалось найти никаких намеков, что эти его попытки увенчались успехом.
«В общем, история загадочная, — писал Петров. — Евгений Николаевич очень расстроен, мрачен, зол. Жалко Николая Карловича. Теперь только я понял, какой это был простой, бесхитростный и преданный науке человек. И, конечно, жаль, что из строя выпал такой первоклассный специалист. Когда вернемся, неизвестно. Евгения Николаевича даже спросить об этом страшно. А я здесь уже тоскую».
Ольга невольно улыбнулась. Последняя фраза могла относиться и к ней, но не исключалось, что речь шла о драгоценных водорослях. Это, пожалуй, было более вероятным, так как вслед за подписью следовала приписка: «Берегите культуры».
Оставалось работать и ждать. За культуры Петров мог не беспокоиться — они были в прекрасном состоянии. Бассейны, где росли водоросли, были заполнены неудержимо нарастающей массой растений. С утра, приняв от сторожа
Оно возникло совершенно случайно. В обязанности Ольги входило обследование проб воды из бассейнов с культурами филлофоры. Воду из бассейна брали черпаком и наполняли ею стеклянный цилиндр определенной емкости. Однажды утром ее оторвали от работы, и три цилиндра с пробами простояли целый день в лаборатории. Вечером Ольга спохватилась, что не закончила анализ. Вернувшись к пробам, она обнаружила, что в одном из цилиндров плавает порванная, разможженная водоросль. Досадуя на небрежность ассистента, она профильтровала воду из загрязненной пробы, ввела во все три цилиндра осаждающие реактивы и тотчас же начала определение.
Щелкнул рубильник. Содрогаясь загудели вибраторы. Она включила привычным движением «черный свет» — лучи большой жесткости. Жидкость сейчас же засветилась густым пурпурно-фиолетовым цветом — осаждение золота было закончено. Ольга была изумлена. Она направила «черный свет» на другой цилиндр. Пурпурно-фиолетовый цвет не появлялся. В чем дело? Она облучила третий цилиндр — цвет жидкости не изменился. Снова поставила под «черный свет» первый цилиндр вода опять заблестела пурпурно-фиолетовым цветом. Ольга в растерянности села на стул и, ничего не понимая, смотрела на светящийся цилиндр. Потом спохватилась, надо было кончать анализы, — обработала положенное время второй и третий цилиндры и проверила «черным светом», окончено ли осаждение.
В обоих цилиндрах появился характерный пурпурно-фиолетовый цвет. Затем она прокалила осадок и взвесила. Все три цилиндра дали одинаковое количество золота.
Она долго сидела в лаборатории, обдумывая этот непонятный случай. Осаждение золота во втором и третьем цилиндрах прошло нормально. Первый цилиндр подвергался действию вибратора не пятнадцать минут, а меньше минуты. Но, может быть, осаждение золота в нем произошло и до ультразвуковой обработки? Нет, это было бы совсем невероятно.
Все три пробы были взяты из одного бассейна. Осаждающие реактивы вводила сама Ольга — здесь ошибка исключалась. Правда, на этот раз одна из проб была загрязнена… Но какое это могло иметь значение?
В конце концов Ольга решила, что, очевидно, утром перед уходом из лаборатории она успела подвергнуть первый цилиндр действию вибратора и забыла об этом. Но в глубине души затаилась неудовлетворенность этим решением.
У Ольги был настойчивый, упорный характер. Если что-нибудь западало ей в голову, она не успокаивалась, пока не добивалась своего.