Сокровище Черного моря (с илл.)
Шрифт:
— Все! — оказал Калашник и нахлобучил шляпу.
Не оглядываясь и не замечая Смолина с его спутниками, он зашагал по дороге, на ходу надевая пальто.
— Какие же будут распоряжения с вашей стороны? — спросил неуверенно заместитель.
— Никаких! — буркнул Калашник, продолжая шагать.
— Значит, действовать по своему усмотрению?
Настойчивость заместителя вывела Калашника из себя. Он круто повернулся.
— Да, именно так, по вашему, усмотрению, — закричал он. — Десять граммов продукции вы имеете? Ну, и продолжайте работу. Четыре килограмма в год я вам гарантирую.
— Григорий Харитонович, у меня машина, я вас подвезу, — оказал секретарь райкома.
Калашник отрицательно покрутил головой и снова зашагал по пыльной щебенке, залитой мазутом и нефтью.
Ольга грустно посмотрела ему вслед. Смолин в раздумье потрогал усы.
— Что-то вышло не так, — сказал он.
Ольга и Ланин молчали. Смолин добавил:
— Жаль!
Глава 26
ПЕТРОВ ЗОВЕТ НА ПОМОЩЬ
В туманное, сырое утро Смолин, проходя мимо лаборатории Ольги, постучал в дверь и крикнул:
— Ольга Федоровна, позовите Ланина и заходите ко мне!
Ольга сбегала в аквариальную, заставила Ивана Ивановича оторваться от микроскопа и подняться наверх. Евгений Николаевич поднялся из-за стола им навстречу:
— Вот что, друзья. Нам предстоит расстаться.
Ланин удивленно поднял свои густые брови.
— Расстаться? Разве вы уезжаете?
— Да.
— И куда же?
— В Севастополь. Петров зовет на помощь.
Он протянул Ланину бланк телеграммы.
— «…Необходимо ваше присутствие. Петров», — вслух прочитал Ланин.
— Что-нибудь случилось? — встревожилась Ольга.
— Очевидно. Надо ехать как можно скорее. Вам, Иван Иванович, я попрежнему поручаю общее руководство станцией и прошу вас приложить все усилия, чтобы добиться окончательных результатов с культурой ламинарии. А вас, Ольга Федоровна, я прошу помогать Ивану Ивановичу во всем. Я вами был доволен — вы работали, не зная отдыха, самоотверженно, героически, проявляя огромный энтузиазм. Я надеюсь, что Иван Иванович останется вами также доволен.
Ольга густо покраснела, но спокойно выдержала испытующий взгляд Евгении Николаевича.
— Вы с вечерним пароходом? — спросил Ланин. — Сегодня отходит «Крылов».
— Нет. Я звонил коменданту порта. Сейчас идет катер. Мне дают место.
— Вы так торопитесь?
— Да. Собираться мне недолго.
Он протянул руку Ольге, потом Ланину.
В движениях Смолина сквозило нервное напряжение.
— Мы проводим вас, — предложил Ланин.
— Не нужно, — отказался Евгений Николаевич. — Это совершенно лишнее. Мой чемодан весит немного. А вам не стоит зря терять время. До свидания.
Шаги Смолина затихли в глубине коридора.
— Вот мы и одни, — сказал Ланин.
Ольга не ответила. Через окно она увидела Смолина, быстро переходящего пэ деревянным мосткам к общежитию. Он, наклонив голову, вбежал по ступенькам и скрылся за дверью. Ольга и Ланин медленно спустились в аквариальную. Ольга тотчас подошла к окну, а Панин сел за микроокоп и погрузился в
— Да. Вот мы и одни, — сказала она как запоздавшее эхо.
Глава 27
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Калашник проснулся… точно кто-то грубо толкнул и разбудил его. С колотящимся сердцем он сел на кровати, еще ничего не соображая спросонья.
— Кто? — опросил он, ничего не видя в темноте.
Ответа не было. Он подождал несколько секунд, затаив дыхание. Ничего не было слышно. Тогда он шумно откашлялся, встал и босиком подошел к раскрытому окну. Теплое дыхание ночи было беззвучно. Он сел у окна. Мысли были все так же спокойно мрачны, как и накануне. Спать не хотелось. Он оделся — работа была для него единственным средством отвлечься от тяжелых раздумий. Присел к столу, развернул свои рукописи. Но гнетущее настроение не давало сосредоточиться.
«Плохо, друг мой, плохо», — сказал он себе. Решение проблемы, над которой он бьется, пока не приближается, а он все глубже и глубже увязает в усложнении своего метода.
— Что же, черт возьми, делать? — спросил он себя во весь голос.
Тишина дрогнула и снова настороженно застыла. Он встал, шумно прошел тяжелыми шагами по комнате, отталкивая ногами попадающиеся на пути стулья, чтобы отделаться от гнетущего впечатления этой тишины. Остановился у окна, облокотился широкими ладонями на подоконник и опять задумался.
«Итак, надо честно сознаться, что это соревнование я проиграл…» — он горько усмехнулся и ударил по подоконнику крепко сжатым кулаком.
— Черт!
В дверь тихо постучали. Калашник, не оборачиваясь, машинально крикнул:
— Войдите!
Сноп света, ворвавшийся в открываемую дверь, упал на его руку и погас. Кто-то позвал с порога:
— Григорий Харитонович?
— Кто здесь? — обернулся Калашник.
— Это я — Смолин!
— Евгений Николаевич?! — удивился Калашник.
Он подошел к столу, пошарил выключатель и зажег настольную лампу. Свет из-под абажура наполнил комнату тревожным полумраком.
— Извините, что я так поздно… — сказал Смолин. — Но я принужден обратиться к вам за помощью. Мне сказали, что вы остановились в этой гостинице.
— Что такое? — насторожился Калашник. — Да вы проходите, садитесь.
Смолин подошел к столу, но не сел, а стал около стула, держась за его спинку.
— Когда вы приехали? — спросил Калашник.
— Семь часов назад… И не нахожу себе места от беспокойства. Я получил телеграмму от Петрова с просьбой приехать. Но дома его не оказалось, в лаборатории тоже. Я выяснил, что вчера он отправился в Балаклаву… Но он давно уже должен был вернуться. Сотрудники подтверждают: ни разу не случалось, чтобы он не ночевал дома. У меня много поводов для тревоги о Петрове.