Сокровище Черного моря (с илл.)
Шрифт:
— Килограмма полтора, — сказал он, взвешивая на ладони свернутое жгутом растение. — Ну, дома измерим точнее. Держите ближе к берегу, табаньте веслом!..
— Это фукусы? — спросила Ольга.
— Фукусы и ламинарии…
Смолин продолжал нащупывать и срывать одно растение за другим, оголяя влажную поверхность скалы.
— Зачем вам столько? — с удивлением спросила Ольга.
Смолин посмотрел на нее через плечо и засмеялся.
— Не бойтесь, много мы все равно не сможем собрать. Я хочу очистить метровую полосу по вертикали. Вес биомассы, собранной на этой полосе надо будет помножить на протяженность берега.
Шлюпка медленно отходила от берега, вздрагивая от толчков, когда Смолин выдирал растения. Между профессором и Ольгой быстро росла гора переплетающихся водорослей, издающая острый запах моря. Рубашка Смолина намокла от воды, стекающей с растений. Но он, не останавливаясь, продолжал свою работу.
— Тридцать семь, тридцать восемь, — считал он, осторожно распутывая длинные слоевища, и отделяя их друг от друга. — Тридцать девять, сорок. Черт, скоро ли конец? — вырвалось у него.
— Давайте, я попробую, — робко предложила Ольга.
Смолин отрицательно покрутил головой.
— Сорок шесть, сорок восемь… Вот это экземпляр! Добрых два кило.
Ольга оглянулась вокруг и попробовала определить на глаз длину береговой линии, вдоль которой широкая полоса водорослей зеленым амфитеатром охватывала синеву залива.
— Три километра? Нет, больше — наверно, четыре.
— Пять тысяч шестьсот шестьдесят метров, — ответил на ее мысль Смолин, продолжая вырывать и считать водоросли. — Семьдесят два, семьдесят три…
Лодка тихо коснулась песчаного дна. Большой камень высунул из воды гладкую, облизанную морем лысину.
— Эге! — воскликнул Смолин. — Вот и конец скалам! Мы уже на мели. Но, кажется, конец и водорослям. Восемьдесят два… восемьдесят три… А эти уже с соседней полосы. Ну, возьмем две для уравнения счета.
Лодка уже прочно села на грунт и начала резко крениться. Смолин выпрыгнул на песок, вода была ему по щиколотку. Он толкнул лодку, разогнал ее и, шлепая и подымая брызги тяжелыми сапогами, на ходу перепрыгнул через борт, чуть не опрокинув шлюпку.
— Ну-с, теперь можно и закурить! — весело сказал он, уселся на банку, вытащил платок из кармана и вытер руки.
Солнце уже заметно склонилось к западу.
С моря потянуло прохладой.
— Да! Вот это, примерно, то, что нам нужно, — в раздумье проговорил Смолин, тихо шевеля веслами.
Кольцо табачного дыма поднялось над его головой и медленно поплыло в воздухе. Смолин посмотрел на обнаженные отливом берега бухты, на дремучие заросли растений, свесившиеся со скал на песок, и улыбнулся.
— Если бы эти фукусы и ламинарии нам удалось сделать золотоносными! — сказал он, глядя на Ольгу мечтательно прищуренными глазами. — Вы представьте себе, что каждое растение за сезон накапливает хотя бы один грамм золота. Тогда все эти заросли, — он бросил весло и обвел рукой широкий полукруг, ежегодно приносили бы не менее четырехсот пятидесяти килограммов золота. И это только в одной этой губе! А сколько их по берегу!
— Из какого же расчета — четыреста пятьдесят?
— Из самого скромного. Я считаю, что на метр береговой полосы в среднем приходится не менее семидесяти пяти растений. Помножьте на шесть тысяч — вот вам и четыреста пятьдесят килограммов. А я уверен, что мы сумеем добиться значительно большей золотоносности этих растений.
— Новыми методами?
— Да.
Лодку уже подхватило течением. Смолин оглянулся через плечо и налег на весла.
Шлюпка понеслась к выходу из залива с такой быстротой, что Ольга испуганно вскрикнула, — она едва удерживала руль.
— Табаньте! Табаньте, Евгений Николаевич! — вдруг закричала она. — Мы перевернемся.
Лодку неудержимо несло к горлу губы в узкие стремнины между высокими прибрежными камнями. Ольга смотрела на них, сдвинув брови и кусая в возбуждении губы. Смолин, оглянулся и только теперь заметил, какая опасность угрожает их утлому суденышку. Течение отлива, встречаясь с волнами, набегающими из открытого моря, крутило бурные водовороты. Море отвечало яростными атаками волн, поднимая пену и брызги, застилающие туманом выход из бухты.
— Держите ближе к берегу! — крикнул он, изо всех сил загребая правым веслом.
Шлюпку подбросило на гребне волны, потом опустило. Через борт хлестнула вода. Послышался удар в дно. Лодку понесло к береговым скалам. Смолин затабанил обоими веслами, сдерживая ход. Что-то заскребло по борту — справа, потом слева. Снова подбросило и опустило. И вдруг неожиданном рывком их вынесло из горла залива.
— Ф-фу! — в изнеможении выдохнула Ольга, смотря на Смолина сияющими глазами. — Вот это силища!
Смолин продолжал грести. Шлюпка, наискось разрезая волны, мерно поднималась и опускалась на воде. Ольга крепко держала рулевое весло.
— Да, это как раз то, чего не хватает Калашнику! — сказал Смолин.
— Чего не хватает? — не поняла Ольга.
— Источник дешевой энергии. Сила прилива. Если ее использовать, то метод Калашника получит перспективу для промышленного применения.
Глава 23
СИРЕНЕВЫЙ КОНВЕРТ
Петров писал редко. Но по его письмам было видно, что, когда он садится писать, то не останавливается, пока не выложит всего, что его занимает. Он писал крупным мальчишеским почерком о своей работе, о встречах и разговорах, интересовался, как идет работа в группе Ланина, сокрушался о том, что ему одному приходится нести всю тяжесть руководства севастопольской группой. То, что казалось ему неудобным для обычного изложения, он сообщал намеками, вполне понятными Ольге и, очевидно, забавлявшими его самого.
«Раза два встретил профессора Калашника.
Как всегда, шумно мрачен и угрюмо язвителен. Когда я с ним поздоровался, он ответил:
— А, молодой Парацельс! Как протоплазма? Работает?
Я оказал, что есть кой-какие затруднения.
И, признаюсь вам, посмотрел на него, чтобы заметить, как он реагирует. Я не могу оставить мысли, в которой никому не признаюсь, кроме Евгения Николаевича и вас, — что он имеет какое-то отношение к несчастью с нашими питомцами. Он пробурчал, что «впрочем, и его дела невеселые», и продолжал свой путь…».