Сокровище господина Исаковица
Шрифт:
Вместо этого они с подругой Хенни отправились на поезде в Берлин и пошли в главный офис движения "Гехалуц". Там они узнали о возможности просить визу для временной работы в сельском хозяйстве Англии или Швеции. Принять решение, в какую страну просить визу, было трудно, особенно потому, что это повлияло бы на будущее всех тринадцати мужчин из лагеря. Хорошо подумав, Рут выбрала то, что ей казалось надежнее.
— Мы сознавали, что война неизбежна, – рассказывала она. – Это мы поняли, увидев, как радовался народ в Хайльбронне, когда немецкая армия маршировала через город, чтобы аннексировать части Чехословакии ("полученные" Гитлером в результате соглашения,
Итак, две молодые женщины пошли в шведское консульство в Берлине и узнали там, что Швеция как раз выдала сто пятьдесят дополнительных транзитных виз для учеников фермеров. Причина, по мнению Рут, заключалась в том, что шведы хотели на случай войны обеспечить себе независимое существование и поэтому нуждались в дешевой рабочей силе. Впрочем, происхождение виз ее не волновало. Главным было выбраться из Германии. Поэтому она подала документы, и у нее все получилось. Им выдали паспорта и визы, означавшие, что все члены кибуца – если они будут хорошо себя вести и избегать политических высказываний – получали право в течение двух лет работать в провинции Сконе.
Закончив все дела, Рут и Хенни вернулись обратно в Хайльбронн и стали ждать, когда их мужей выпустят из лагеря. Ожидание оказалось долгим и нервным. Первого из мужчин выпустили только более пяти недель спустя.
— Выглядели они кошмарно, – рассказывала Рут. – От них противно пахло дезинфицирующими средствами, и головы у всех были обриты налысо. Но мы очень обрадовались их возвращению. Первого освобожденного мы ни на минуту не оставляли в одиночестве. А когда он рассказал, что им довелось пережить, мы еще больше обрадовались визам в Швецию.
В течение последующих двух недель выпустили остальных двенадцать человек. Мой дедушка с братом вышли из лагеря 27 декабря. У них были отморожены пальцы на ногах, а нацисты не выпускали узников с обморожениями (поскольку это могло создать им дурную славу).
— Мы их обманули, – рассказывал Хайнц на одном из семейных ужинов. – Мы делали друг другу теплые и холодные ванночки до тех пор, пока обморожения не стали невидны. Тогда нас выпустили.
По выходе из Дахау братьям пришлось быстро покинуть страну. Они успели только попрощаться с отцом в Бреслау и сразу, вместе с Рут и несколькими другими членами кибуца, сели на поезд, идущий в портовый город Засниц. Брать с собой почти ничего не разрешалось, только сумку с одеждой и десять марок. Остальное конфисковало немецкое государство. Но это особой роли не играло. Главное – им вскоре предстояло добраться до моря, взойти на борт и покинуть Германию.
Мы с Лео стоим у того же моря, чуть более двухсот километров восточнее, и смотрим в ту же сторону, куда в ту ночь смотрели наши родственники. В направлении страны, которой предстояло стать их убежищем, расположенной так далеко, что ее можно было считать концом света. Страны, где мы выросли и которая является нашим домом.
Еще немного покупавшись, мы переодеваемся и возвращаемся к отцу,
— Ага, – говорит он. – Наигрались? Значит, можем ехать?
15. Киндертранспорт
Мы покидаем пляж и возвращаемся к машине, чтобы продолжить путь в Гданьск. Некоторое время мы едем в тишине, затем Лео включает радио, и ему удается поймать довольно приятную классическую фортепьянную мелодию.
— Ее вполне мог бы исполнять твой папаша. Тебе это известно, Лео? – спрашивает отец.
— Возможно, если бы я немного поупражнялся, – отвечаю я. – Я давно не играл классику.
— В твоем возрасте он все время бренчал, – продолжает отец. – Самые разные вещи. У него выходило очень здорово.
— Ну, особым талантом я все же не отличался.
— Нет, ты играл отлично, – возражает отец, – и все благодаря тому, что мог ходить в муниципальную музыкальную школу. Мне бы тоже хотелось иметь такую возможность.
— Почему бы тебе не поучиться сейчас? – предлагаю я. – Ты ведь пенсионер, и у тебя полно времени.
— Времени-то у меня как раз нет, – фыркнув в ответ на мое некомпетентное заявление, говорит отец. – У меня масса дел. Мне надо достраивать загородный дом, планировать наш переезд и еще гулять с собакой.
— И смотреть телевизор, – добавляю я.
— И это тоже, – соглашается отец. – И кстати, – продолжает он, опять обращаясь к Лео, – я пытался научиться игре на фортепиано. Я заказал брошюры, где объяснялось, как это делается. Но мне было очень трудно, и к тому же твой папаша смеялся над моими попытками.
— Неправда, – протестую я.
— Конечно, смеялся. Ты говорил, что у меня ничего не получается.
— Неужели?
— Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что ты имел возможность учиться играть на инструменте, – говорит отец. – Я в детстве ни о чем так не мечтал. Но у нас не было пианино, и мне не на чем было упражняться. Я все время приставал к отцу, чтобы он его купил. Под конец отец сдался и сказал, что возьмет пианино напрокат, если я получу хорошие оценки.
— И ты получил пианино? – спрашивает Лео.
— Дело было так. Чтобы подстраховаться, я составил договор, где значилось, что отец обязуется раздобыть пианино, если я получу высший балл. Но он жутко рассердился и отказался подписывать, спросив, неужели я не доверяю его слову. Тогда я попросил маму расписаться за него.
— И тебе все удалось? – спрашивает Лео.
— Я зубрил изо всех сил и получил высший балл.
— А пианино нет, – вставляю я, поскольку уже слышал эту историю.
— Да. Отец разозлился и сказал, что ничего такого мне не обещал. О предъявлении подписанного договора нечего было и думать. Если, конечно, не хотелось получить взбучку.
Сюжет о пианино является одной из немногих известных мне забавных историй о дедушке Эрвине в роли родителя. Другая связана с тем, как он учил моего отца ездить на велосипеде, отпустив его на самом верху отвесной дороги с большим движением. В третьей истории рассказывается о том, как дедушку отправили за сыном в детский сад и он привел домой чужого ребенка. О его жизни до того, как он стал отцом семейства, мне известно еще меньше. Как он провел детство, как пережил годы нацизма и как ему удалось попасть в Швецию? Знаю только, что папин отец наверняка приехал сюда сознательно. Не как бабушка Хельга, которую просто посадили на поезд родители. Этот поезд она позднее будет описывать как передвижной ад.