Сокровище рыцарей Храма
Шрифт:
— Вы что тут, совсем сбрендили?! — возмущался Балагула. — Попрятались все, как крысы, и сидят, нос наружу не кажут.
— Здравствуй, Иона, — сдержанно сказал хозяин магазина, протер очки и снова водрузил их на нос.
— Ну, здорово, Лёва…
Они обнялись. Ни Шаповал, ни Балагула не были друзьями. Их объединяло анархистское прошлое. Шаповал поддерживал группу анархистов, в которую входил Ион, материально.
— Ты голоден?.. — спросил Лёва.
— А ты как думаешь?
— Думаю, что надо тебя покормить… да вот чем?
— Ну-ну, не прибедняйся.
— Эх, Иона, ты сильно оторвался
Помещение магазина выглядело каким-то серым и запущенным. О былом процветании напоминали лишь таблички на стенах: «Продажа часов: карманныхъ, золотыхъ, серебряныхъ, стенныхъ и будильниковъ. Постоянно большой выборъ». «Принимаю заказы на починку часовъ, золотыхъ и серебряныхъ вещей».
Шаповал принес миску говяжьих мослов, горбушку ржаного хлеба и кувшин молока.
— Козье, — сказал он с гордостью. — Очень пользительное. С деревни привозят. А знаешь какие теперь кордоны? В город не пробиться.
— Благодарствую, — ответил Иона и жадно вгрызся в остатки мяса на большой желтоватой костомахе. — А что касается кордонов, то я знаю о них не понаслышке. Как собаки цепные. И не только лают, но еще и кусаются. Германцы едва не пристрелили меня…
Пока он насыщался, Лёва рассказывал:
— …Просто какой-то последний день Помпеи. Все грабят, пьянствуют и везде сплошной разврат. Командующий войсками генерал Келлер издал приказ: «Если не можешь пить рюмки — не пей; если можешь ведро — дуй ведро». Каково, а?
— Правильный приказ. Для кого и лафитника достаточно, а кому и четверть принять, словно раз плюнуть. А у тебя есть что-нибудь?..
— Ой, забыл! Извиняюсь… — Шаповал снова исчез в глубине магазина и возвратился с бутылкой самогонки.
— Тоже привезли из деревни? — поинтересовался Балагула.
— Привезли. Но местные тоже гонят. Самогон нынче в цене. Это главный конфискант. Все могут оставить, а водку заберут.
— Да уж… главный наш продукт. Выпьешь со мной? За встречу.
— А, наливай! — махнул рукой Лёва. — Все равно работы никакой.
Они чокнулись и выпили. Балагула снова принялся за еду, а Шаповал лишь погрыз сухую хлебную корку.
— В газетах пишут, что союзники уже близко, — меланхолично продолжал рассказывать Лёва. — Союзники в Жмеринке! В Бирзуле! На Черном море показались вымпелы! Немцы готовы поддержать гетмана и добровольцев! Это все заголовки газет. И все они брехливые. Никому мы не нужны. В Киеве голодно, а по селам продуктов — завались. Знакомый офицер рассказывал, что захватили обоз, в котором граки везли петлюровцам яйца, сало, хлеб, мясо, масло, водку… Крестьяне окрестных сел откровенно поддерживают Петлюру, надеясь с его помощью отвести и большевистскую угрозу, и Добровольческую армию, и, разумеется, немцев, в которых видят не союзников, а врагов.
— Ну и что стало с крестьянами, сопровождавшими обоз?
— Расстреляли, — ответил Шаповал и вздрогнул. — По законам военного времени…
— Знаем мы эти законы… — Балагула поискал глазами какую-нибудь тряпку, не нашел и вытер жирные пальцы о свои брюки. — Лёва, ты деньжат мне не подкинешь? На первое время. Я отдам…
— Что ты, Иона?! — замахал на
Балагула не поверил ни единому слову Шаповала. Чтобы у Лёвы не было денег… нет, это невозможно! Сокрушенно вздохнув, — увы, номер с заимствованием денежных средств на халяву не выгорел — Иона полез в карман и достал оттуда узелок. Положив его на стол среди хлебных крошек, он развернул тряпицу, и взору заинтригованного Шаповала предстали украшенные рубинами золотые часы фирмы «Павел Буре» в отличном состоянии.
— Часы купишь? — спросил он, наблюдая за реакцией Лёвы.
И не ошибся в своих предположениях. Часы для Шаповала — это было все. Вся его уже немолодая жизнь. Он жадно схватил часы и начал их рассматривать с таким трепетным обожанием, с такой любовью, что словами не передать.
Смотрины несколько затянулись, и Балагула нетерпеливо сказал:
— Если берешь, гони деньгу. Ежели нет, тогда покеда. Мне бы приодеться по-человечески да в баньку сходить…
— Сколько? — не спросил, а выдохнул Шаповал; и тут же, спохватившись, продолжил: — Если сговоримся, попрошу у кого-нибудь взаймы. Если, конечно, дадут…
Балагула мысленно заржал — узнаю Лёву! хитрован… — и сказал:
— А сколько дашь? — Иона слабо представлял, какую цену в новых деньгах, отпечатанных в Германии по заказу Центральной рады, просить за часы.
Они торговались больше часа. Балагула, хорошо зная бывшего однопартийца, предложенную Лёвой цену умножил на десять. После длительных препирательств сошлись в цене, которая превышала первоначальную в пять раз. Шаповал куда-то сбегал и принес толстую пачку новеньких дензнаков.
Иона с удивлением рассматривал сторублевку Центральной Рады. На невзрачной голубовато-серой банкноте были изображены женщина в национальном костюме с хлебным снопом в руках и рабочий. Внутри большого венка, по бокам которого стояли человеческие фигуры, было напечатано «100 гривень» и нарисован трезуб.
— Что, карбованцы уже не ходят? — спросил Балагула.
— В Украине сейчас что только не ходит: гривни, рубли, карбованцы, шаги [57] , немецкие рейхсмарки и остмарки… — мрачно ответил Лёва; он мысленно ругал себя за то, что пошел на поводу у Ионы и заплатил ему за часы больше, чем планировал изначально. — Теперь банкноты печатают все кому не лень, в том числе Бердичевское общество поощрения коннозаводства, фирма «Одесский трамвай» и даже екатеринославский кооператив с удивительно «денежным» названием «Долой хвосты».
57
Шаг — разменная марка Центральной рады; выпущена в апреле 1918 года; номиналы — 10, 20, 30, 40, 50 шагов.