Сокрушитель
Шрифт:
«А вообще, конечно, поступили все по-свински, — с горечью мыслил Никита, отсекая кусок метра в три длиной. — Убедились, что жив-здоров, — и разбежались. А что он даже одеться не сообразит — это их уже и не волнует».
Кончиком световода-бритвы он вырезал посередине белоснежного полотна отверстие для головы. А чем подпоясать?.. А, сойдет и этот! И Никита отмахнул полтора метра толстого шнура, полыхавшего до сей операции пронзительной синевой.
Выход из незаселенки выводил чуть ли не на потолок, и Кляпову пришлось воспользоваться
Слава Богу, тот еще был на месте, хотя уже поднялся с камушка и стоял, недоуменно вертя головой. А вокруг кривлялись, щебетали и злобствовали мохнатые побирушки.
— Йоц! Йоц!
Даже появление Никиты не слишком-то их смутило.
— И не стыдно? — укоризненно сказал он им. — Раньше-то, чай, не больно дразнили… Главное, вы-то здесь при чем? Это нам с Телескопом досталось!
Никита заставил Креста сесть, надел на него простынку, снова поднял на ноги и крепко подпоясал.
— Вот, — удовлетворенно отметил он. — Теперь хотя бы прилично…
— Йоц! — азартно чирикнули сзади. — Зать!
Кляпов оглянулся. Вконец обнаглевший лупоглаз пританцовывал в каких-нибудь двух шагах и издевательски крутил капсулой салатного цвета.
— А ну, кши отсюда! — прикрикнул Никита и топнул ногой. — Ты у меня сейчас дождешься!
— Зать! — неожиданно сказал Крест, протягивая руку к капсуле.
Прошло дня три. Жизнь помаленьку налаживалась, и только вот Ромка совсем куда-то запропал. Василия уже начинала легонько покусывать совесть. Опросив чуть ли не каждого встречного и выяснив наконец, что Ромка опять засел в «конуре», Василий оставил Телескопа с Ликой и отправился к пятиэтажке.
Ромку он нашел на четвертом этаже в позе медитирующего йога. Уперев руки в широко расставленные мосластые колени и сурово сведя брови, хулиган пялился в угол, где из воздуха тонкой струйкой лился серый мягкий порошок. Правда, лился он на этот раз не на пол, а в аккуратно расправленный пластиковый мешок. Несколько таких мешков, полных до верху, стояли рядком вдоль стены, а неподалеку от правого Ромкиного колена лежала стопка порожних пакетов. Комната была припудрена серой пылью, на полу подсыхали грязевые разводы, в углу валялись разноцветные оболочки от капсул и что-то до омерзения похожее на коровью лепешку.
— Ром, — позвал Василий. — Поговорить бы надо…
— Да пошел ты на фиг, — процедил в ответ хулиган. — Лике привет передавай… Василий покряхтел.
— Ром, — снова начал он. — Да я тебя понимаю… Ну… так уж вышло, Ром… Прости, но… сам ты во всем виноват.
Ромка не ответил и продолжал исступленно таращиться в угол.
— Да ну тебя на хрен! — рявкнул Василий, становясь между мешком и Ромкой. Тонкая серая струйка оборвалась. Ромка потянулся, хрустнув суставами, и со скукой поглядел на Василия.
— Ну
— Из-за Лики бесишься? — хмуро осведомился Василий.
В ответ Ромка скорчил рожу — похлеще Пузырька.
— Да на фиг она мне сдалась, Лика твоя! Я лучше вон, если что, к кукле Маше на второй этаж сбегаю — та хоть мозги не пудрит…
От такого бесстыдства Василий на несколько секунд утратил дар речи.
— Да-а… — протянул он на низах. — Докати-ился…
Поиграл желваками и, насупившись, повернулся к мешку. Ухватил щепоть порошка, растер в пальцах и с неодобрением оглянулся на Ромку.
— Ну и какой же это, на хрен, цемент?
— Да никакой… — нехотя согласился тот. — Попробовал из черного тюбика развести: он засохнет — и снова рассыпается… А из красненького развел — вроде ничего, схватывается. Вон, в углу…
Оттискивая в тонкой серой пыли следы босых ног, Василий направился в угол. Оторвал от пола засохшую лепешку, разломил с натугой, осмотрел оба скола. Вроде и впрямь схватилось…
— Нет, ну а что ты с ним делать-то будешь?
— Не скажу! — Ромка злорадно осклабился. Василий метнул оба обломка на пол.
— Дурью маешься! — бросил он с досадой. — Тут только в «конуре» строить и позволено! Ну вот выйди наружу, попробуй… Ты сверху — бетонировать, а пол снизу — подъедать!
— А вот фиг там! — с затаенным торжеством сказал Ромка. — Все рассчитано…
— Рассчитано у него… Главное — зачем?!
— Допросились…
— Кто?
Ромка ответил не сразу. На губах его блуждала шалая улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего.
— Думаешь, они одного Креста опустили? — спросил он вдруг. — Они нас всех опустили…
— Ты соображай, что говоришь! — наливаясь кровью, громыхнул Василий. — За такой базар — знаешь…
Но Ромку его громыхания давно уже не впечатляли.
— А вот фиг им… — с нежностью молвил он. Потом, как бы иллюстрируя свою мысль, сложил кукиш и невольно им залюбовался.
— Раскидался фигами! — буркнул Василий. — Что ни слово — то «фиг», «фиг»…
— А у тебя что ни слово — то «хрен»! — огрызнулся Ромка — и вдруг замер. Ошеломленно взглянул на Василия. Хмыкнул. Задумался. Еще раз внимательно оглядел кукиш.
— Нет, — решительно сказал он наконец. — Все-таки «фиг» — лучше! Красивее!
Процессию возглавлял Никита Кляпов. Он шел и озабоченно высматривал подходящую глыбу. За ним следовал безучастный Крест с двумя ломиками. Полы его простынки Никите пришлось укоротить до колен, а то поначалу Крест то и дело в них путался с непривычки. И наконец замыкали шествие три пушистых лупоглазых зверька. Время от времени кто-нибудь из них отважно подбегал и, дернув за край простынки, отскакивал с преувеличенным ужасом.