Сокрушительное бегство
Шрифт:
А когда пришел в себя, то мне до поросячьего визга захотелось домой: дышать разъедающим легкие смогом, пить отравленную хлоркой воду, есть синтетическую пищу, смотреть мыльные сериалы… Первое время будет подташнивать, но со временем можно приучить организм к чему угодно, даже к сериалам и рекламе. Рекламе?!
Беспокойно пошевелившись, я тяжело вздохнул, чувствуя щекой твердость бамбука и речную сырость.
Тотчас прохладная женская ладонь легла мне на лоб, взъерошила волосы ласковым касаньем.
«Реклама — это уже слишком, — подумал я, чувствуя горький привкус на губах. — Не хочу рекламы.
— Бедняжка… — Руки прижались к моим плечам и начали медленно и нежно разминать одеревеневшие мышцы.
Боль недовольно заворчала, но отступила.
«Продолжай… продолжай… — взмолился я, но вслух не произнес, боясь спугнуть словами очарование момента. — И смогом дышать желания нет. А про перевертышей и их нанимательницу и думать не хочется… И что мне делать в том мире? Бороться за свои права на портал № 27-3/МА, ведущий на планету Ваурию, разработка недр которой экономически невыгодна? И к тому же Единая Земная церковь порицает основание человеческих жилищ на планетах, населенных видами, внесенными в классификатор „Внеземная демонология“. Но неиспользование портала не освобождает от необходимости ежедневно нести двенадцатичасовую вахту у врат и не покидать пределы трехчасовой зоны, что значит — ни шагу с Земли. И это для космического разведчика… Единственная надежда изменить ситуацию — еще не раскрывшиеся врата, находящиеся на Ваурии. Они одни на всей планете, не считая портала „Земля—Ваурия“, и расположены в подземных пещерах поблизости от лагеря каких-то исследователей, занятых изысканием философского камня. Они-то и сообщат мне об активации врат, если таковая произойдет. Их хранителем, после открытия разумеется, стану я — Хранитель Звездного портала № 27-3/МА. Но до того момента может пройти в равной степени и неделя, и тысячелетие… Остается ждать, надеясь на чудо, что врата гостеприимно распахнутся и приведут в неизведанный ранее мир, а не куда-нибудь на мусорник Вселенной… Тогда я по праву буду первым человеком, ступившим на неизведанную землю».
— Так лучше? — спросила Ольга, запустив руки под пиджак и массируя мою спину.
— Да, Оленька.
«Хорошо… И земли вокруг неизведанные, мечта первопроходца. Чего мне еще нужно?»
Лодка вздрогнула и затрещала, уткнувшись носом в прибрежные камни.
— Пора.
Но прежде чем ступить на берег, валькирии дружно скрыли свои лица под мягкими замшевыми масками, словно подчеркнув, что отныне они в полной мере берут на себя охранные функции.
Поднявшись на ноги, я с удивлением обнаружил, что тело вновь слушается меня, а не протестует против любого движения болезненными судорогами.
— Будем следовать этой тропинкой, — сказала Агата, указав на едва различимую прореху в монолитной стене джунглей. — Движемся быстро и тихо. Здесь могут оказаться люди. Я первая. Сокрушитель за мной. В центре принцесса Викториния. За ней мутант. Замыкающая Ольга. Вперед.
И, взвалив мешок на спину, она уверенно шагнула под низко нависающие над тропинкой ветви.
Я оглянулся на Ольгу с поклажей на плечах и предложил:
— Давай я понесу.
— Я сама. Иди. И мы пошли.
Под ногами то хрустят сухие ветки, то чавкает сырая земля, за шиворот сыплется всякая гадость: прелые листья, зрелые плоды, юркие сороконожки и липкие
В очередной раз оглянувшись: не отстают ли, я задержал свой взгляд на неспешно шагаюшей принцессе и задался вопросом: «А почему, собственно…»
— Викториния, — любезно обратился я к ней.
Она насторожила уши, словно гончая, почуявшая дичь, и вопросительно посмотрела на меня.
— Прокатишь?
Пока она раздумывала, прилично ли будет дать на это согласие, поскольку о приличии самого катания задумываться уже поздно — катался, знаю, — я забрался на нее верхом.
— Спасибо.
Она лишь фыркнула, но мягко потрусила дальше.
Я обхватил ее шею руками, растянулся на широкой спине и прикрыл глаза, пытаясь разобраться с накопившимися вопросами.
Погрузившись в глубины подсознания, я едва не свалился с Викторинии, когда она, испугавшись моего раскатистого храпа, сбилась с ноги и с треском вломилась в кустарник.
— Задумался, — бросив взгляд на ползущее к горизонту солнце, пробормотал я, словно оправдываясь. Хотя никто и слова в укор не сказал. И даже, скорее всего, не подумал.
— Тихо! — приказала Агата, одновременно сбрасывая мешок и выхватывая мечи. Клинок в правой руке смотрит острием вперед, а в левой — заведен за спину и прижат к предплечью. — У нас гости.
— Не у вас, — поправил голос из чащи. — А у нас.
У моей ноги молниеносно возникла Ольга и сдернула меня со спины единорога.
— Давненько я такого глубокомысленного храпа не слышал, — добавил невидимый собеседник, хрипло посмеиваясь.
— А вы кто будете? — выкрикнул я, пытаясь по звуку определить местонахождение незнакомца.
— Он по-нашему не поймет, — шепнула Ольга. — Это не основной итайский язык, а какое-то наречие. Совершенно отличное от…
— Так ты и разговариваешь? — удивился укрывшийся в густых джунглях весельчак. — А я думал, только храпишь.
— Разговариваю, — подтвердил я, игнорируя непонимающие взгляды валькирий. — И спеть могу. Потом. Если захочешь…
— А песня ваша на храп не похожа? — рассмеялся незнакомец.
— Есть немного, — признался я. — Может, покажешься?
— А зачем?
— Ты понимаешь, что он говорит? — поинтересовалась Ольга.
— Да.
— А он понимает?
— Да.
— Эй! — воскликнула рыжеволосая валькирия. — Чего тебе от нас нужно?
— Чего там лепечет златокудрая фурия? — поинтересовался незнакомец. — Она не может по-человечески разговаривать?
— Что он ответил? — Валькирии одновременно покосились на меня.
— Он понимает только меня, но не вас, — пояснил я, надеясь, что они не потребуют объяснить то, в чем я сам почти не разбираюсь.
Напрасно я на это надеялся.
— А почему? — спросила Ольга.
— Оленька, — улыбнулся я. — Моя речь понятна любому в вашем мире.
— Потому что ты…
— Угу. А теперь дайте мне пообщаться с нашим невидимым другом.
— И о чем же мы будем говорить, мой друг храпун? — спросили из джунглей.
— О жизни.
— И что ты о ней хочешь узнать?
— Твое к ней отношение.
— Пока живу — отношусь, а после — кто знает?
— А узнать поскорее не желаешь? — спросил я, делая нехитрые вычисления в уме. — На своем опыте?
— Ой-ой-ой! Да ты, никак, мне угрожаешь?