Соль и сахар
Шрифт:
– Я не могу с ним работать, – говорю я Пиментель.
– И я не могу с ней работать, – вторит он.
– А можно, остальные решат уравнение вместе, но без Лариссы? – спрашивает Пиментель Луана, утешающе похлопывая Диего по плечу.
Я свирепо смотрю на Луану, и она с вызовом приподнимает идеально выщипанную бровь.
– Нет, все должны работать вместе, – говорит Пиментель.
Диего выглядит обиженным.
– Педро, это всего на одну минуту, – умоляет он, сложив руки перед собой. Но, даже несмотря на то что Педро явно сочувствует ему, его ответ по-прежнему
Я чувствую, что все взгляды устремлены на меня. Все ждут моего ответа.
– Прости. Я не могу.
Мои одноклассники разражаются раздраженным ворчанием, а Диего резко сворачивается на полу в позу эмбриона, выглядя таким же расстроенным, как много лет назад, когда мой домашний леденец отколол ему зуб.
– Ну, раз так, – разочарованно говорит Пиментель, – всем сочувствую. Класс свободен.
12
ПОНЕДЕЛЬНИК, 25 АПРЕЛЯ
На перемене я переминаюсь с ноги на ногу перед кабинетом директора.
Пиментель все еще там, с директором и с Педро. Я прекрасно знаю, что такое беседы с директором Оливейрой, но перерыв почти закончился, и до сих пор нет никаких признаков завершения этой встречи.
– Неудивительно, что никто не хочет с ней дружить, она думает только о себе, – сказала Луана, протискиваясь мимо меня, чтобы выйти из класса.
С тех пор ее слова так и звучат у меня в голове. И подумать только, что в детстве нам нравилось вместе играть в переодевания. Ее мама использует свою гостиную как парикмахерскую, а Луана любила использовать ее кисточки и косметику, чтобы навести красоту, и это превращало нас обеих в попугаев ара; кончики ее пальцев частенько были перемазаны яркими тенями для век, которые оставляли отпечатки пальцев по всей маминой мебели. Она всегда брала всю вину на себя, даже когда я пыталась ее защитить.
Теперь она ненавидит меня. Все ненавидят. Несмотря на то что Педро тоже отказался работать вместе.
В ожидании я хватаю телефон, притворяясь, что пишу кому-то. Жалкая попытка игнорировать одноклассников, которые, проходя мимо, шипят в мою сторону: «Соле- ная!»
Неудивительно, что никто не хочет с ней дружить.
Мои глаза начинают наполняться слезами. Хотела бы я, чтобы меня не волновало, что думают эти хулиганы. Но приходится признать, что мне не все равно. Нужно исправить эту катастрофу. Кроме того, мои одноклассники не должны платить за последствия моей вражды с Педро.
Я уже обгрызла все ногти на пальцах, и тут дверь наконец открывается.
Я мельком вижу спину Педро и выражение лица директора Оливейры, которая смотрит на него так, словно пытается решить сложную головоломку.
Пиментель выходит и прикрывает за собой дверь. Кажется, с Педро директор еще не закончила.
– Я хотела извиниться за то, что произошло, – говорю я. – За то, как я вела себя на вашем уроке.
Она, кажется, удивлена, увидев, что я задержалась в коридоре, но улыбается.
– Лари, я ценю твои извинения.
– Я хотела спросить… Есть ли… Я не знаю… Есть ли какой-нибудь способ, чтобы вы могли пересмотреть предоставление дополнительных
Она наклоняет голову.
– Почему ты не стала работать с Педро, когда я тебя попросила? Это же было всего-навсего уравнение.
Я бросаю взгляд на дверь кабинета директора за ее спиной.
– Потому что он мой враг.
Пиментель поднимает брови, на ее лице написано разочарование. Это не тот взгляд, который я обычно получаю от учительницы. Ненавижу это. Такое чувство, что я только что схлопотала плохую оценку.
– Враг – сильное слово, – говорит она.
Я вспоминаю, как в прошлую пятницу мама кричала на сеу Ромарио. Вспоминаю о кричащей на нас донье Эулалии. Вспоминаю все слухи, ложь и обвинения.
Это не просто соперничество. Пиментель не понимает. Я пожимаю плечами.
– Но он именно враг.
Пиментель на некоторое время впадает в задумчивость, в ее очках отражается свет потолочной лампы. Учительница переводит взгляд со своих книг на меня, и на ее лице появляется выражение любопытства.
– А если я скажу, что есть способ, которым ты могла бы помочь своим одноклассникам заработать дополнительные баллы?
Такое чувство, что в моей груди надувается воздушный шарик.
– Действительно? – Я кашляю, чтобы подавить свое волнение. – Я имею в виду, правда?
– Я получила от директора Оливейры просьбу мотивировать больше третьекурсников вступать в наши клубы. Могла бы ты присоединиться к одному из них в обмен на дополнительный кредит? Последние несколько лет ты была так увлечена внеклассными мероприятиями.
Это небольшое преувеличение, но до прошлого года я была президентом математического клуба. В основном я собирала участников, чтобы подготовиться ко всем соревнованиям по математике, в которых мы участвовали в течение первых двух лет обучения в средней школе. Но сейчас я ушла на покой. Если вы – ученик третьего курса, последнего курса перед университетом, вы не остаетесь на внеклассные занятия, если только они не являются консультациями перед вступительными экзаменами в университет.
– Я знаю, что это твой год поступления, – добавляет она, словно читая мои мысли, – но мы с директором Оливейрой думаем, что было бы очень полезно показать нашим ученикам, особенно вам, третьекурсникам, что и в последнем учебном году есть нечто большее, чем учеба.
Мама бы с этим очень не согласилась…
– Вы дадите всем дополнительный кредит, если я вступлю в клуб?
– Да. В этот конкретный клуб. – Она вытаскивает из учебника флаер. – Встречи проходят только раз в неделю. На самом деле сегодня днем. Так что это не доставит слишком много хлопот. У тебя все равно остаток недели будет свободен для учебы. – Должно быть, она чувствует мои колебания, потому что продолжает: – Они вот-вот потеряют одного из своих членов. И они так завалены обязательствами, Лари. Присоединиться к ним было бы здорово. Что ты об этом думаешь?