Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Глава сорок первая: Лори
Во вторник около одиннадцати звонит Новак и коротко сообщает, что он передал мое предложение и три фамилии из моего списка согласились обсудить деликатный вопрос на нейтральной территории — закрытом загородном клубе «Адамантин», в двадцать ноль ноль. И ненавязчиво намекнул, что у меня будет не очень много времени, поэтому лучше сразу переходить к основному блюду, не темнить и не испытывать терпение.
Я соглашаюсь, хотя ситуация мне противна до глубины души.
Как вспомню сытые
Целый день прокручиваю в голове с чего лучше начать, но как бы не пыталась — так или иначе, но это все равно один и тот же сценарий, где я просто озвучиваю сумму, называю свое главное условие и получаю хотя бы какие-то гарантии того, что озвученный разговор не выйдет за пределы стен, в которых он случился.
Домой приезжаю в шесть, успеваю переодеться в джинсы и клубный пиджак, когда возвращается Шутов — сегодня с букетом розовых, просто каких-то гигантских «шаров» гортензии, завернутых в газетную оберточную бумагу.
Цветы он привозит каждый вечер, и когда я как бы в шутку интересуюсь, будет ли это только на время нашего медового месяца, он абсолютно серьезно говорит, что собирается делать так каждый день еще лет сто.
— Куда-то собираешься? — Шутов следит за моими суетливыми попытками отправить цветы в раковину с водой, потому что я до сих пор забываю купить вазу. А лучше сразу несколько, потому что вчерашний и позавчерашний букет стоят там же.
— У меня встреча с друзьями Завольского.
Димка подходит сзади, обнимает за талию, кладет подбородок мне на макушку, как будто собирает в кучу мои сегодня не на шутку расшатавшиеся нервы. Понятия не имею, почему так дергаюсь — ничего страшного точно не может произойти, в этом клубе на меня даже смотреть косо не будут, тем более, что без Валентина я порог не переступлю.
— Я еду с тобой, обезьянка.
— Тебе нельзя светиться, Шутов, и со мной будет твой терминатор. Меня никто не тронет.
— Лори, если бы я сомневался в том, что тебя никто не тронет — ты даже порог бы не переступила.
— Навел справки?
— Задолго до того, как ты все это придумала. Я не мешаю тебе лепить куличики в своей песочнице, обезьянка, но твоя безопасность — это моя ответственность. Светит свое табло я не собираюсь, но тебе ведь будет спокойнее, что я где-то рядышком и могу загрызть любого, кто косо посмотрит на мою жену?
Когда Шутов говорит «загрызть», то я готова дать пятьдесят на пятьдесят, что он может говорить это фигурально, а может и буквально.
Откидываюсь назад, трусь затылком об его грудь.
Прикрываю глаза, наслаждаясь теплом и безопасностью.
Может это не нервы вовсе, а я просто позволила себе непозволительную роскошь расслабиться, побыть слабой сопливой девчонкой двадцати семи годиков?
Дима, конечно, едет со мной, Валентин садится за руль.
По дороге просто дремлю у него на плече. Закрыв глаза, мечтаю о тёплом песке, пляже и соленом прибое. Представляю, как буду все четыре дня напролёт валяться со своей зверюгой абсолютно голой под огромным зонтом, какой вкусной станет его слегка загоревшая кожа, и что вся эта жизнь здесь просто, наконец, от меня отъебётся.
Когда приезжаем на место, Димка чмокает меня в нос, подмигивает и говорит, что
Охрана пропускает меня вместе с Валентином, даже никаких вопросов не задают. Только один здоровый лоб следует впереди, но явно только для страховки, что я не буду соваться в другие закрытые ВИПы.
В закрытом кабинете, отделанном красным деревом и дорогими панелями, накрыт стол, за которым сидят трое — всех я видела у Завольского. Винный олигарх Серканов, владелец заводов и пароходов (фиг пойми чего, на самом деле) Костин, и Лимонов, взявший в жены свою секретаршу. У Лимонова ювелирный дом, и насколько я знаю, бриллианты и другие драгоценные камни, в том числе янтарь, он туда получает далеко не по ковровой дорожке.
— Добрый вечер, — здороваюсь сразу со всеми, не уделяя внимания вообще никому, потому что предпочитаю держать взгляд поверх их голов.
Валентин по привычке занимает неприметное место в углу, и я почти уверена, что через пару минут все трое вообще забудут о его существовании. Он вообще, как хамелеон — умеет мимикрировать вообще под все, становится невидимым даже оставаясь на виду.
— Валерия Дмитриевна, — Лимонов один за троих отдает дань вежливости, пожимая мою руку вполне сносным мужским рукопожатием.
— Николай Александрович предупредил, что у нас не много времени, поэтому, господа, я сразу перейду к сути.
Кладу перед каждым маленькую карточку с напечатанной на ней суммой.
Троица молча подсчитывает в головах дебет и кредит.
— Я могу вывести эти деньги в ваши кошельки, господа. Чистенькие, абсолютно легальные, которые вы, ваши жены и ваши дети сможет потратить, не привлекая громкого внимания.
— Сумма должна быть больше, — скрипит винный олигарх. Даже Завольский за глаза называл его жадной ублюдком.
— Я ничего не могу сказать по этому поводу, — пожимаю плечами с самым безразличным видом. — В мои обязанности не входили подсчеты издержек. Я отвечаю только за трансфер, и всю свою работу сделала чисто. Если бы не вся эта история и сопутствующее никому из нас совершенно не нужное внимание определенных структур, деньги давно были бы на ваших счетах.
Троица переглядывается.
Лимонов что-то шепчет на ухо Серканову, потом они обо о чем-то шепчутся с Костиным.
Со стороны так смешно выглядит, потому что каждый из них ехал сюда с одной единственной целью — вернуть бабло, желательно в удобоваримом виде. Эти закулисные разговоры — не больше чем попытка набросить пуху. Возможно, прогнуть меня авторитетами еще до того, как я озвучу условия.
Хотя в общих чертах свои «дивиденды» я озвучила еще Новаку, и он наверняка передал им мои слова.
— И так, допустим, мы заинтересованы в этом, — Лимонову снова приходится отдуваться за всех, — что вы хотите взамен, Валерия Дмитриевна?
— Я хочу взять «ТехноФинанс» под свой полный контроль, — эти честолюбивые планы нет смысла скрывать. Мое стремительное продвижение по карьерной лестнице более чем красноречиво говорит о том, куда я нацелилась, причем, явно не вчера. — Меня не интересуют проценты, только и исключительно безопасность бизнеса. Хочу, чтобы нас оставили в покое, вывели за рамки «потенциально неблагонадежной структуры» и я смогла спокойно работать.