Соль под кожей. Том второй

Субботина Айя

— Мне нужен врач, — громко привлекаю к себе внимание. — Где я могу поговорить с врачом?

Седой мужик что-то мямлит о том, что они все здесь по той же причине. Длинная и сухая как стебель женщина приговаривает, что доктора нет уже больше часа, что так нельзя относится к людям, которые ничего не знают о своих родных и тут же начинает громко плакать. Сидящий справа от нее парень громко сморкается в мятый носовой платок.

Да твою ж мать.

Я делаю короткий реверс обратно по коридору, надеясь найти незамеченный коридор или дверь, или любое другое место, попав в которое, смогу найти человека, способного

ответить на мои вопросы. Но в этом проклятом царстве Аида вообще ничего нет! Только какие-то далекие звуки сирен, вздохи, громкое сморкание мелкого придурка и причитания обездоленных родственников. Они наперебой делятся друг с другом своим горем, как будто эта боль уже слишком невыносима, чтобы нести ее в одиночку. Хотя со стороны это похоже на попытку хромого переложить свою ношу на безногого.

Я подхожу к двери и, наплевав на все, громко стучу в нее кулаком. Это производит два эффекта: по-первых, плакальщики мгновенно затыкают рты, а во-вторых — за дверью раздаются шаги.

— Вы чего тут хулиганите, молодой человек?! — громко спрашивает девчонка, которой на вид не больше чем моей Лори. Белый костюм и шапочка намекают, что она — медсестра.

— Валерия Ван дер Виндт, — произношу четко по словам, потому что знаю, как эти казенные сотрудники любят по десять раз переспрашивать ее фамилию. — Привезли только что. Черепно-мозговая. Я хочу забрать ее в другую клинику, где о ней позаботятся профессионалы.

Она смотрит на меня как на полоумного, интересуется, кто я такой.

— Любимый братец, — говорю с издевкой, потому что мои нервы уже не выдерживают этого потока ебучей бюрократии. Единственный минус в том, чтобы работать на себя и крутится в мире серьезного бизнеса заключается в том, что со временем полностью теряешь иммунитет к паразитам государственной системы и их «специфическому» отношению. — Где Валерия? Я хочу ее забрать. Что для этого нужно? Персональная машина «скорой»? Личный самолет?

Достаю телефон давая понять, что не шучу и если нужно — по одному моему звонку сюда подгонят хоть всю спасательную технику.

Девица окидывает меня высокомерным взглядом, а потом, бросив короткое «Ожидайте, доктор скоро выйдет», захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Когда я в сердцах снова фигачу в нее кулаком, она больше не открывается.

— Мы все здесь ждем, — нервно приговаривает молчавшая все это время тучная тетка в платке. — Вы как будто особенный, молодой человек.

— Особенный, да, — огрызаюсь без зазрения совести. Какого хуя она придумала меня стыдить?

— Не грубите, — вступается мужик в спортивном костюме, который выглядит так, словно пришел сюда с намерением вывести кого-то на спор и устроить мордобой.

— А то что? — охотно ему «подыгрываю», потому что сам с удовольствием оторву кому-то голову.

— Сопляк, ты совсем что ли берега попутал! — напирает мужик, в повадках которого уже очень хорошо угадываются характерные «изюминки» работников сфера правопорядка.

Я верю в то, что в природе существуют четные неподкупные менты, но это явно вымирающий вид.

— И охота вам петушиться, — внезапно подает голос та сухонькая бабулька, и я чувствую себя так, словно мой рот только что просто стерли с лица.

То есть, пытаюсь что-то говорить, но это тупо невозможно, потому что губы не

слушаются, язык задеревенел и я даже мычать не могу. Судя по выпученным глазам мужика — он чувствует примерно то же самое.

Да что за хуйня?!

Но нас перебивает скрип открывшейся двери и появившийся из нее доктор — высокий и довольно мощный мужик лет сорока, выглядящих так, будто тоже нарочно прибежал на звук намечающейся потасовки. Окидывает нас хмурым взглядом, а потом спрашивает, кто тут родственники Кузнецовой Татьяны Филипповны.

Мужик сразу подается вперед, почему-то становясь мертвецки бледным.

— Это я, я, — говорит дрожащим голосом и зачем-то разжимает кулаки, которыми только что собирался начистить мне морду. — Таня моя жена. Да.

— Мне очень жаль, — роботическим, лишенным любых эмоций голосом говорит доктор. — Мы сделали все, что смогли, но гематома была слишком большой и прошло…

Я перестаю слушать, потому что переключаю внимание на старушку, которая медленно ковыляет по коридору от нас. Понимаю, что круглый идиот, но на всякий случай провожу ладонью по лицу, проверяя, на месте ли мой рот. Но стоит мне на секунду упустить ее из виду — как от нее уже и след простыл. Я делаю несколько шагов вперед, надеясь увидеть ее силуэт в полутемном коридоре, но старухи реально нет. Она как будто растворилась.

Ладно, да и хер бы с ней.

— Я хочу забрать Валерию Ван дер Виндт! — успеваю остановить его до того, как доктор снова скроется за дверьми.

Он останавливается, смотрит на меня как на придурка, а потом выразительно сует ладони в карманы, как будто только это останавливает его от желания выписать мне профилактических пиздюлей.

— Валерия Дмитриевна не транспортабельна.

— Я хочу ее забрать, — твержу как заводной попугай.

— Молодой человек, что именно в слове «не транспортабельна» вам не понятно? Мы стабилизировали ее состояние, но оно крайне тяжелое и пока вы тут боксировали дверь, персонал больницы делал все возможное и невозможное для того, чтобы сохранить жизнь вашей сестре. Позвольте вам напомнить, что в вопросах жизни и смерти ваши деньги и понты ничего не решают.

Нужно отдать ему должное — отлично меня нокаутировал. Чувствую себя обоссанным с ног до головы.

— Так, все, я здесь! — слышу голос Павлова за спиной. — Сергей, привет.

Он выходит вперед, как бы ненароком отодвигая меня плечом. Пожимает доктору руку и по их короткому разговору понимаю, что они как минимум хорошо знакомы. Павлов извиняется за мое поведение и отводит доктора в сторону, чтобы переговорить без свидетелей.

А у меня из головы почему-то не выходит та сухая старушка, и от воспоминаний о ней челюсть опять сводит приступ немоты.

— Вы ее видели? — спрашиваю Павлова, когда он снова подходит ко мне.

— Что? Кого?

— Старуха. Она должна была идти вам навстречу. — Киваю на коридор, прикидывая, что они никак не могли разминуться.

— Какая старуха, Дмитрий? Вы в порядке?

Ловлю его обеспокоенный взгляд. Для полного признания меня свихнувшимся не хватает только пощупать лоб и исключить белую горячку. Мысленно даю себе пинок под зад и напоминаю, что мне перевалило за тридцать, а в призраков и прочую чертовщину я не верил даже в глубоком детстве. Как говорится — нечего и начинать.