Солдат и пес 2

Советский Всеволод

— Гром, рядом! Лежать!

Мы с псом упали под вторым окном, прижавшись к стене — в мертвой для обстрела зоне. Хотя, конечно, это было условно, позиция не настолько выигрышная. Да и как ворваться в окно? Выбить? Весь изрежешься стеклами, время потеряешь…

Меня мучительно замкнуло на этой задаче, но вдруг она решилась сама собой.

Я не видел, но слышал, как хлястнув о стену, распахнулась входная дверь.

— Стоять! Стоять! Убью! Убрать ваших псов! Я убью вашу суку! Стоять! Оружие на землю!

Еще ничего не видя, я

все понял: один из бандитов взял Наташу в заложники и прорывается на волю. Как — непонятно, но другого выхода нет, что правда, то правда. Второго, видно, я уложил на глушняк или же тяжело ранил и вряд ли уже ему что-то светит.

— Спокойно! — зычно выкрикнул Романов, приподнимая разведенные руки. — Спокойно! Не стреляй. Пропускаем.

— В стороны! В стороны! Убью! — истерично выкрикивал невидимый террорист.

Я стремительно огляделся. О счастье! Метрах в трех стояли две заметно подржавевшие двухсотлитровые бочки для воды. Наверное, уже пустые — по ночам заморозки… А хотя, какая, черт, разница!

— Гром, — шепнул я, — рядом!

И мы стремительно перебросились за эти бочки. Гром умница, все понимал. Все-все! Вот кто скажет еще, что у собак одни инстинкты?! Сразу лбом об пол!

— На землю! На землю оружие! На землю, я сказал! — истошно орал одно и то же, как органчик, бандит.

Я услыхал, как поднялся переполох в деревне, бешено залаяли псы, отроду не знавшие такой беды… Да ведь и жители, поди, такого не видали-не слыхали. Восемьдесят второй год! Самое мирное время в нашей истории! Да, где-то пылает Афганистан, но это же за тысячи верст… А тут, в северной деревне, где тишь, гладь, Божья благодать…

Я глядел в узенькую прорезь между бочками как в бойницу — и, наконец, увидел захватчика. И Наташу.

Крепко обхватив ее за шею левой рукой, он силой волок женщину, прикрываясь ею, а пистолет — странный какой-то, похожий на ПМ, но не тот, не «Макар», поменьше — держал правой, уткнув ствол в правый висок заложницы. И орал:

— В стороны! В стороны! Я ее убью!..

А она, похоже, была в шоке. Я видел только ее правую руку, часть спины и затылка. Ну и ноги, которые заплетались, толком не стояли, и если бы не державший и встряхивавший ее бандит, она бы наверняка свалилась наземь.

— Гром, — едва слышно шепнул я, положив руку на затылок пса, — Гром…

Он ощутимо напрягся под моей рукой.

Мысль моя работала люто. Я сознавал, что переполох поднял на ноги местных жителей, и кто-нибудь из них по наивности сейчас, вылупив глаза, прилетит сюда на крыльях любопытства, имея реальную возможность отхватить пулю.

Но с другой стороны ствол у виска Наташи! Конечно, выстрел сразу лишает преступника всех шансов, но в таком запале мысль не работает, а горит, и вполне он может пальнуть, не думая. И будет поздно.

Смотреть в «бойницу» было адски неудобно. Предупреждающе держа ладонь на холке Грома, я осторожно выглянул влево. Бандит нас совсем не видел, стоя к нам спиной…

—

Долой! — возопил он с запредельно диким надрывом. — Уйти! Всем уйти! Собаку убрать! Убрать!

И он взмахнул правой рукой.

Все! Вот оно!

— Взять! — с присвистом шепнул я в ухо Грому и сильно хлопнул его по спине.

До врага было метров пять-семь. Для овчарки это — секунда.

Гром страшно полоснул клыками по бедру, порвав штаны и кожу, но даже не в травме дело, она не смертельная. Суть во внезапности. И в ударе. Все-таки масса овчарки — где-то полцентнера, а то и больше. Гром просто сшиб бандита с ног.

Издав дикий вопль, тот упал, увлекая за собой заложницу, но та — чудо! — вдруг смекнула, где спасение. Неловко взмахнув руками, она завалилась было назад и вправо, и однако судорожным усилием рванулась вперед, упала на коленки и быстро-быстро припустилась на карачках — вряд ли соображая куда, но подальше от пережитого ужаса.

— Живым! Живым брать! — заорал Романов, кидаясь к поверженному.

Все кинулись к нему, я тоже. Все, кроме Наташи, помчавшейся со скоростью взбесившейся сороконожки.

Я испугался за Грома, бросившегося на врага — тот все же держал пистолет крепко. Но сделал то, чего никто не ждал.

Он ткнул стволом пистолета себе в висок и нажал спуск.

Выстрел хлопнул совсем глухо. Голова припадочно дернулась. Кровавая слякоть плеснула наземь. Гром застыл на полусогнутых лапах — тоже, видать, обалдев по-собачьи.

На миг застыли все. И тут Романов с силой плюнул:

— Тьфу!

Собаки по всей деревне взбеленились, орали адской разноголосицей, и даже Корнет подгавкнул им инстинктивно, а у Грома вырвалось лишь краткое ворчание.

Первые местные жители с ошалелыми лицами уже подбегали к распахнутой калитке, а справа отчаянно завывал мотор — «Москвич» Петра Петровича на всех парах летел по улице.

Виктор выбежал из двора, блокируя деревенских энтузиастов:

— Стой! Стой! Куда?! Милиция, уголовный розыск! Сюда нельзя!

И выхватив удостоверение, сунул его под нос какому-то немолодому аборигену. Не знаю уж, решил, что провинциал не отличит КГБ от МВД… а может, у него хитрее было сделано: на «ксиву» КГБ надета была обложка МВД, случались и такие гибриды.

— А чо? — вытаращился любопытный дед. — Чо случилось то?!

— А то! — агрессивно нажал Виктор. — Что у вас тут под видом скупщиков скрывались опасные преступники! Ясно?

— Ух ты, ядрена шишка! И… ликвидировали?!

— Граждане, разойдись по домам! — не отвечая по существу, напряг горло Виктор. — Милиция, уголовный розыск!

Эти магические слова почти не повлияли. Скорее, напротив, жгучий интерес полыхнул пуще прежнего. Все-таки в этой пейзанской жизни при огромном объеме трудной рутинной работы информационный поток слабенький. А тут сразу информационный взрыв! Не удивлюсь, если с дальних сторон села сейчас сюда стремглав несутся здешние любомудры.