Солдат
Шрифт:
Смотреть на то, что было сделано нами на переправе, было недосуг, время поджимает, а потому — руки в ноги и бежать, пока при памяти. Наша тройка выскочила из своего укрытия и по березовому редколесью рванула к месту, где нас должна была ждать вся группа. Основной массе сейчас не до нас, ещё толком не понимают, что же произошло, а вот ушедшие вперёд разведчики «беспределов» не проморгали, углядели всё же нас, сволочи, и следом ломанули. Это нормально, на это тоже расчёт нашего капитана был, и через триста метров, когда собачки уже нагоняли нас, всю эту ораву встретили из пятнадцати стволов и
Как молотили дикарей, рванувших за нами в погоню, мы не видели, нам бы отдышаться да свои рюкзаки забрать. Прошло всего несколько минут — и группа готова к движению. Где-то позади «беспределы» в себя приходят, и не хотелось бы, чтоб они нас догнали. Пошли. Не успели и трёх километров отмахать, как нас снова атаковали — стая собак с полсотни голов. Пришлось остановиться, занять оборону и покромсать их огнём. Только с тварями четвероногими закончили, навалились твари двуногие, но от этих отбивались уже на ходу. Останавливаться нельзя, и только движение нас спасёт.
Так прошло двое суток, во время которых времени на отдых у нас не было. Движение зигзагами в сторону Мокрого Батая, к которому стягиваются все силы нашего корпуса. Дикари постоянно на хвосте, оторваться не получается, и только отобьешься от одних, как другие налетают. В третью ночь понесли первые потери, и сразу троих бойцов. Причина проста — собаки подкрались к нашей стоянке и часовых порвали. Да и немудрено — за это время все мы сильно устали, а парни, скорее всего, прикемарили чуток, за что и поплатились жизнью.
В кулак группы собрались уже за станицей Кировской, в большом старом саду с черешней, рядом с колхозом имени некоего Вильямса. Выглядели мы не очень бодро — оборванные, грязные и не выспавшиеся, есть несколько раненых, и не только в нашей группе потери, остальным трём тоже досталось. Да и чёрт с ними, с усталостью и ранениями, это не беда, и можно было ещё побегать, подёргать противника, но было одно но: боеприпасы на исходе. Делать нечего, с ножами и пистолетами на «беспределов» в атаку не кинешься, тем более таких, неплохо вооруженных и имевших в запасе всю огневую мощь разбитой царской армии. Командир скомандовал отход, и, уже не петляя, не скрываясь и не устраивая засад на дорогах, рота направилась к позициям нашего корпуса.
Однако не тут-то было. Только головные дозоры вышли из заброшенного и заросшего бурьяном сада, как напоролись на засаду из нескольких пулемётов. Метнулись влево-вправо — то же самое, и куда ни ткнись — «беспределы», которые патронов не жалеют и стреляют очень даже метко.
Я находился рядом с командиром роты, завалился за кучу сушняка и пересчитывал боезапас, которого было не густо: полрожка патронов, пара «эргэдэшек» и в ТТ одна обойма. Хреновато, конечно, но шансы у нас были, пусть небольшие, но какие есть. До ночи бы дотянуть, пару часов всего осталось, а уже по темноте на прорыв пойти. Все не вырвутся, это и ёжику понятно, но хотя бы половина роты, даже потеряв большую часть вооружения, выйдет к своим, до которых не так уж и далеко, километров восемнадцать-двадцать по прямой.
— Э-ге-гей! — От позиции «беспределов» раздался крик. — Спецназ, не стреляйте, говорить
— Давай выходи! — выкрикнул Ерёменко, которому всё равно надо было время потянуть.
На небольшую полянку, разделяющую нас и «беспределов», вышел плотного телосложения человек в форме донского царского войска — сером камуфляже и, что характерно, при погонах полковника. Он оглянулся, потом повернулся к нам и выкрикнул:
— Я полковник Юсупов, бывший офицер царской армии, под Зерноградом попал в плен и теперь у верховного вождя Гуума служу переводчиком.
— Майор Ерёменко, Четвертая гвардейская бригада, спецназ. Чего ты хочешь, бывший полковник?
— Мой хозяин говорит, что вы — умелые воины, но вы всё равно сегодня умрёте. Он жаждет развлечения и даёт вам возможность ещё какое-то время пожить. Сильномогучий Гуум предлагает провести поединки меж своими воинами и твоими бойцами.
— Как это будет происходить?
— На поляну выйдут пять его воинов и пять ваших. Бой насмерть, группа на группу, никакого оружия и только рукопашная схватка.
— А если мы не согласимся?
Юсупов ещё раз посмотрел назад и объявил:
— У вас нет боеприпасов, майор. Не выпендривайся и согласись. Если откажешься, то Гуум отдаст своим воинам приказ, и в течение получаса вас задавят всей толпой.
Посовещавшись с командирами групп, майор дал свой ответ:
— Мы согласны. Пусть выходят кулачные бойцы, и я обещаю, что, пока будет идти схватка, с нашей стороны стрельбы не будет.
— Со стороны воинов вождя Гуума тоже, — ответил переводчик.
Полковник покинул поляну, и на неё выскочили пятеро «беспределов», все как один, будто братья, приземистые, невысокие, чрезвычайно мускулистые, но лбы скошены, и волосы начинают расти от бровей. Питекантропы, мля! Кустарник с той стороны поляны зашуршал — наверное, зрители подтянулись, а наш командир окликнул уцелевших бойцов роты:
— Парни, кто готов врукопашку с дикарями схватиться?
Первым вышел брат майора, Денис Ерёменко, командир первой группы. За ним вслед два его сержанта, четвёртым вызвался Филин, мой комод, а уже за ним отчего-то и я решил погеройствовать. Жизнь одна, а тут так складывается, что вариантов уцелеть совсем не много. Посмотрим, каковы «беспределы» один на один и без оружия. С тоской я взглянул на ТТ и оставил его вместе с автоматом, ножом и гранатами Глазу.
— Если что, тебе сгодится, — перед тем как выйти на поляну, сказал я пулемётчику, у которого ни одного патрика не осталось.
Как древние гладиаторы, мы остановились напротив своих набычившихся противников, на мгновение замерли в ожидании сигнала и, по резкому окрику с вражеской стороны, бросились вперёд. Крепыш, который достался мне, расставил перед собой руки и попытался сцапать меня за одежду. Стойка у него борцовская, такой боец если ухватит за шею, то запросто её сломает. За последние месяцы кое в чём я поднаторел и всю нехитрую тактику «беспредела» понимал. Уклонившись от его броска, ничего нового придумывать не стал, а резким ударом с правой пробил ему в висок. От такого удара бывало, что быки-двухлетки в себя не сразу приходили, а для человека, если дикаря-питекантропа так можно назвать, он оказался смертельным.