Солдат
Шрифт:
— Он прямо заявил, что это его люди?
— Нет, намёками, но настолько прозрачными, что и тугодум любой бы всё понял. Обращаться выше смысла нет, официально перед законом глава района чист и прозрачен, и, даже если банду перебить, проблема не исчезнет, а только усугубится. У нас ведь как: живёшь себе тихо, а потом раз — и спалили тебя вместе со всей твоей семьёй.
— В общем, сколько у него стволов, у феодала этого местного?
— Под полсотни активных бойцов наберётся, в том числе и народная стража десять человек. Они хоть и относятся к МВД, но слушают
— Понятно, — вздохнул Черепанов, — до Бога высоко, до царя далёко. Вроде и столица рядом, а и тут порядка нет. Какие-то слабости у районного главы есть?
— Как и у всех, — пожал плечами Филин, — семья, дети, внуки. Он со своих близких чуть ли не пылинки сдувает, и сказать могу одно: примерный семьянин. В остальном же сволочь редкостная и ничем особо не дорожит.
— Сколько они тебе времени на раздумье дали?
— Пять дней, четыре уже прошли. Остались одни сутки, и послезавтра надо бандосов снова в гости ждать.
— Как думаешь, если с Зайцевым сразу переговорить, поймёт, что мы люди серьёзные и не надо нас тревожить?
— Нет, доказательства нужны, и ему плевать, кто мы такие, гвардия или территориалы, местные жители в этом не очень хорошо разбираются.
Черепанов посмотрел на лист бумаги, подумал и решил:
— Будем давить всю местную сволочь. Нас всего трое, но если всё сделать быстро и тихо, то мы опередим их. Для начала разбираемся с быками, затем разговор с Зайцевым, и если он по-хорошему не поймёт, то убеждаем его по-плохому. Филин, где его быки кучкуются?
— Наше поселение на месте Красносельского стоит, между нами и Динской — федеральная трасса, — пояснил Филин, — и хутор, на котором быки Зайцева сидят, как раз между нами, на реке Кочет. Вы его могли видеть, когда к нам ехали.
— Есть такое место, справа от дороги возле реки какие-то постройки видел, — медленно кивнув, сказал Исмаил.
— Вот оно самое есть.
— Сколько их там? — Черепанов продолжал задавать вопросы.
— Постоянно человек пятнадцать, они ведь не профессиональная армия, а вроде как холопы Зайцева и его семьи. Днём могут в поле или на реке работать, а в ночь на большую дорогу за добычей выходить.
— Если с ними что-то случится, их искать будут?
— Нет, все они одиночки, а кое-кто и в розыске — за воровство и бандитизм. Они потому и держатся Зайцева, что им податься некуда.
— Проводник нужен, у тебя есть верный человек?
— И не один, — усмехнулся мой бывший комод, — всё же я местный и, если надо, человек десять смогу поднять.
— Десять не надо, нужен один, чтоб не болтливый, местность знал хорошо и соображал быстро.
— Будет проводник.
Той же ночью, уже после полуночи, мы сидели на опушке густой берёзовой рощи, и перед нами был хуторок, где мы должны были показательно уничтожить полтора десятка человек. Рядом с нами еле слышно зашуршала трава, и появился Ильюшка, младший брат Филина, крепкий тринадцатилетний паренёк, который знал все окрестности как свои пять пальцев и на этом хуторе как-то рыбу воровал.
—
— Охрана?
— Нет, они здесь хозяева, а залётных банд у нас не бывает, столица недалеко.
— Дальше сами, — прошептал ему наш капитан, — возвращайся домой.
— Понял. — Видимо, что такое дисциплина, паренёк знал и спорить не стал.
Вновь зашуршала трава, и он исчез.
Капитан посмотрел на луну, еле выглядывающую из-за туч, встал и мотнул головой в сторону хутора:
— Пошли.
Бояться нам было нечего, только собак, может быть, но они все на цепи. Плана тоже не составляли, действовать решили просто. Войти на территорию хутора, где все его обитатели, тринадцать крепких мужиков самой разбойной наружности, скопились в одном строении, и всех перестрелять. Дать знать местному корольку, что и на его местную крутость может найтись управа.
На территорию хутора зашли с подветренной стороны, перебрались через плетень, и собаки почуяли нас только тогда, когда до спального барака оставалось метров пятьдесят. Три злых и лохматых волкодава сразу же подняли лай, но было поздно, мы заскочили на крыльцо, и я прихватил масляную самодельную лампаду, сделанную из глины и оставленную в прихожке. Наверное, лампада оставалась для тех, кто ночами любит по отхожим местам шляться.
— А ну, заткнитесь, твари! — В узком окошке мелькнула тень человека, разбуженного собачьим лаем.
Бух! — Черепанов с ноги открывает массивную дверь в помещение, где спят разбойнички, а я из-за его плеча кидаю лампаду в проход между нарами. Глина трескается, масло разливается и тут же от фитиля вспыхивает.
— Что?! Где?! — кричат люди, только миг назад мирно посапывающие в обе дырочки.
— Атас! Горим! — добавляются голоса тех, на кого масло попало.
Капитан и Исмаил расходятся влево и вправо от двери и начинают стрелять в ошалевших и не понимающих, что же происходит, людей, а я становлюсь на колено — верный ТТ уже в руке — и одного за другим сшибаю троих бандосов.
— Контроль? — спрашивает капитана Исмаил-ага, прикрываясь от разгорающегося пламени ладонью.
— Отход, огонь всё сожрёт, — отвечает Черепанов, и мы покидаем барак.
Однако сразу не уходим и ещё какое-то время стоим в тени густой и высокой яблони, растущей неподалеку. Проходит минут пять, и кажется, что здание полностью в огне и все, кто находится в нём, погибли, но это не так. Раздался треск выламываемой доски, и появилась залитая кровью голова одного из разбойников, который выставил перед собой ствол обреза и пытался выкарабкаться туда, где его огонь не достанет. Он не видит нас, лезет наружу, и Исмаил-ага с пятидесяти метров — всё же стрелок он хороший — делает из своего «стечкина» только один выстрел, и голова бандита вновь исчезает в горящем бараке. Больше на территории не было никого, — два склада под речную рыбу, которую тут же и разводили, ещё один полупустой с каким-то тряпьём полусгнившим, а более ничего ценного.