Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945
Шрифт:
Из Оберурзеля меня, наконец, перевели в лагерь Аллендорф. Там содержалась группа генералов и штабных офицеров, писавших историю войны для американского Военно-исторического департамента. Условия проживания и питание там были хорошие. Мы жили в бараках, окруженных отдельными садиками; у нас были приличные комнаты, и нам разрешались свидания с родственниками. Наша моральная подавленность проходила. Мы могли спокойно вспоминать прошлое, не опасаясь помех или издевательств. Исключение составляли допросы, на которые СИК часто вызывал некоторых наших товарищей. Американские офицеры относились к нам дружелюбно и во всем поощряли нашу работу. В нашем распоряжении имелись наши же штабные карты, дополненные картами американских штабов. Выполняемая нами работа представляла большой интерес для истории войны с немецкой стороны, и только собственными средствами выполнить ее было невозможно. Неодобрение, которое некоторые слои населения выражали по поводу нашего труда, абсолютно неоправданно, поскольку им неизвестны вложенные в него усилия. Упрек в разглашении нами профессиональных секретов не выдерживает критики, потому что никаких секретов не осталось. Всего в лагере находилось триста офицеров и генералов, в том числе четыре генерала, командовавшие у меня дивизиями. Здесь тоже существовал большой разброс во мнениях и оценках, но расхождения сглаживались во время обсуждений; атмосфера была откровенной и объективной. В апреле 1947 года меня освободили.
Глава 10.
Историческая ретроспектива
Извлечение уроков из истории, изучение территории, климата и политики той или иной страны не должно ограничиваться занятиями в школе либо в университете, а входить в багаж знаний любого политика, любого ответственного военного, даже любого гражданина. Благодаря этому нам будет легче понять душу народа, которая формируется не за один день, а является наследием долгой череды поколений с их мнениями, с их хорошими и плохими чертами характера. Под таким углом зрения изучение истории не сведется к простому запоминанию имен, фактов и дат; оно дает положительный эффект, если уроки прошлого найдут применение в настоящем и будущем.
Было бы ошибкой осуждать наш народ за все события, происшедшие после создания Бисмарком единого государства или после 1933 года. Попытаемся понять судьбы Германии и немецкую душу, основываясь только на многовековых территориальных проблемах. А затем попробуем прояснить проблемы нашего времени, решение которых еще только предстоит найти.
Германская территория, точнее – районы Центральной Европы, в которых с незапамятных времен жили германцы, с эпохи Великого переселения народов и до наших дней являлась предметом вожделений живущих восточнее народов славянского и азиатского происхождения и живущих западнее народов, в первую очередь латинских [88] . Лишенная естественных рубежей, которые могли бы ее защитить, Германия постоянно подвергалась военному давлению и культурному влиянию и с востока, и с запада. Бесспорным доказательством тому служат бесчисленные поля битв, разбросанные по всей Германии. Смешение в приграничных районах германской крови с латинской и славянской, региональные различия и самые разнообразные климатические условия привели к появлению в изолированных одна от другой частях Германии сильно отличающихся друг от друга по внешности и психологии типов ее жителей. На северной равнине постоянная борьба жителей прибрежных районов с морем создала человека серьезного, но более сурового, чем жители Центральной или Южной Германии с их очаровательными пейзажами, с холмами и рейнскими виноградниками, которые могут показаться наблюдателю более сентиментальными и открытыми. Высокие массивы Альп с суровыми условиями жизни породили свой оригинальный тип сильного человека. Так что неудивительно, если шваб чувствует, что по диалекту и темпераменту он стоит намного ближе к своим соседям, эльзасцам и швейцарцам, чем своим соотечественникам из Восточной Пруссии или Фрисландии. Эти факты дают первое объяснение вошедшей в поговорку немецкой разобщенности. Различия в характерах между жителями разных регионов не позволяли немцам осознать себя одним целым, и идея об общей родине выработалась у них только после нескольких веков страданий, намного позже, чем у наших западных соседей. С другой стороны, это разнообразие, а также различие внешних влияний на германскую территорию в первую очередь сказывались в культурной сфере. Мне кажется, не будь немецкий народ таким разноликим, то есть если бы его представители были похожи друг на друга, а его история протекала гладко, то его вклад в западную культуру оказался бы менее важным и значительным.
88
Автор своеобразно трактует древнюю историю. Как раз германцы теснили кельтов и славян, затем несколькими волнами хлынули в Римскую империю, которая, отбив первые натиски, в конце концов в западной своей части (после разделения в 395 г.) не устояла и в 476 г. рухнула. (Примеч. ред.)
Доминирующее влияние Рима как культурного центра Запада увлекало германских королей и императоров все дальше на юг. Французское искусство, французская литература долгое время господствовали в Германии. Для короля Пруссии Фридриха II Великого французский был основным языком, а Вольтер входил в самый тесный круг его друзей; Шиллер часто искал сюжеты своих драм в истории других стран; эти несколько примеров подтверждают глубокую привязанность немцев к культуре других народов.
Из мировой культуры невозможно вырвать выдающиеся произведения немецкой музыки, шедевры немецкой поэзии, великие немецкие философские учения.
Конечно, религиозное и культурное единство Запада не могло устранить войны, но оно создало неразрывную связь между народами и людьми. Для защиты немецкой территории от вторжений соседних народов необходимо было раздвинуть наши границы. Натиск на Восток, на малонаселенные и слабо организованные политически плодородные земли, привел нас к колонизации земель восточнее Эльбы вплоть до Мемеля [89] . Подробное рассмотрение последовательных этапов этого движения выходит за рамки наших размышлений. Здесь достаточно констатировать то, что несколько веков спустя эти районы процветали в культурном отношении. Церкви, монастыри и замки Восточной и Западной Пруссии являются немецкими по своему происхождению. Города Данциг, Позен, Торн (польские ранее Гданьск, Познань, Торунь) имели вид типичных немецких городов, замок Мариенбург является памятником немецкой культуры. История цивилизации немецкого Востока была бы неполной без этих свершений. Лишь совсем недавно немецкая принадлежность этих территорий, с давних времен включенных в нашу цивилизацию, начала подвергаться сомнению, и эти процветающие области были отданы полякам.
89
На густонаселенные и развитые славянские земли, а также земли пруссов, которых немцы поголовно истребили, оставив только название. (Примеч. ред.)
Образование единого германского государства стало возможным после продолжительной внутренней борьбы. Различия в языке и обычаях, противоборство между различными течениями христианства, начавшееся с Лютера, медленно, но верно удаляли друг от друга те более или менее крупные княжества, на которые разделилась страна. Лишь восемьдесят с небольшим лет назад Германия приобрела столь долго вожделенный статус единого государства и империи.
Полагаю, не ошибусь, если скажу, что своим объединением, то есть осознанием того, что у всех немцев, несмотря на их различия, одна судьба, Германия обязана Наполеону. Три войны, которые Фридрих II Великий вел за обладание Силезией [90] , еще были вызваны соперничеством между Пруссией и Австрией, или, по тогдашней точке зрения, между Гогенцоллернами и Габсбургами. А вот кампании Наполеона, покончившие со Священной Римской империей германской нации, впервые зародили в сердцах всех немцев идею об их общей судьбе. Пусть освободительные войны не собрали всех немцев под одно знамя, зерно единства уже было брошено
90
Имеется в виду Война за австрийское наследство 1740–1748 гг., в ходе которой Фридрих II и захватил почти всю Силезию, и Семилетняя война за баварское наследство 1778–1779 гг., когда, воюя с Австрийской империей и ее союзниками, Силезию Фридриху II удалось удержать. (Примеч. ред.)
Творение Бисмарка не могло полностью избавиться от теней прошлого. Германские государства признали императора политическим и военным главой империи, но императорской власти пришлось даровать, в первую очередь Баварии, определенные привилегии, учитывавшие местные традиции и особенности каждого из них. Только после свержения монархии в конце Первой мировой войны Веймарская республика создала сильную централизованную систему, позволившую Адольфу Гитлеру одним движением руки взять власть. Сегодня мы переживаем новую политическую реформу, проходящую под девизом «демократия». Как и после Первой мировой, молодая германская демократия несет на себе груз проигранной войны и страдает от разочарования народа. Однако сегодняшняя ситуация более сложна, чем та, что была в 1918 году. Проблема беженцев, восстановление городов требуют новых форм власти, соответствующих нынешней эпохе. Сегодня мы не можем восстановить действие конституции Веймарской республики, но точно так же не можем принять демократический режим, навязанный нам нашими нынешними хозяевами Западной Германии в качестве окончательной модели.
Наша страна географически и исторически абсолютно не похожа на Америку. Перед американцами лежали бескрайние просторы, коренных жителей которых они легко могли прогнать. Для освоения этих огромных пустых пространств им требовались инициативность и изрядная жестокость. Они могли сделать – и сделали – ведущим принципом индивидуальную готовность к риску. Поначалу они вовсе не нуждались в законах. В качестве образца они выбрали пионера, который отвергал любые полицейские меры как незаконное и неоправданное вторжение государства в его жизнь. Отсутствие сильных соседей делало ненужной мощную армию, защищающую страну от вторжений извне. Само собой разумеется, из всего этого развилась совершенно иная политическая концепция. Мы охотно соглашаемся с тем, что американцы блестяще справились со стоявшей перед ними задачей колонизации почти необитаемого континента, который стал житницей для половины мира. Мы завидуем гибкости их демократии, максимально соответствующей их потребностям. Мы также признаём, что нам есть чему поучиться у американцев в плане личной свободы и внутренней независимости. Но так же энергично мы настаиваем на том, что европейская и германская история устроена по отличным от американских законам. Мы должны пригласить их изучить наши законы, если они хотят изучать такую сложную проблему, какой является германский вопрос, и предлагать свои решения для нее. Никто не должен считаться виновным за то, что родился в слишком тесной и опустошенной войной Европе, и за то, что его судьба стала частью ее судьбы.
Немецкая концепция государства
Как показывает пример США, малонаселенная, но обладающая большой территорией страна, которой не угрожают соседи, гораздо меньше нуждается во вмешательстве государства в жизнь ее граждан, чем страна с высокой плотностью населения, бедной почвой и окруженная многочисленными соседями. Задачи государства не ограничиваются только защитой от внешних врагов, они состоят также в защите одного гражданина от произвола другого, экономически более сильного, и гарантируют его от нищеты. В густонаселенной стране, зависящей от экспорта и импорта, экономический либерализм всегда будет заканчиваться там, где речь заходит о благе всего народа.
Именно такое положение всегда было характерно для Германии. Судьба народа здесь тесно связана с судьбой государства. В период Великого переселения народов, при вторжениях гуннов, венгров, турок [91] , во время религиозных войн или наполеоновских походов, государство всегда оставалось гарантом выживания нашего народа, целостности нашей территории [92] , а также сохранения нашей культурной и духовной жизни [93] . Точно так же дело обстояло и в других европейских странах, но в Германии эта тенденция была выражена особенно четко. Территориальная сжатость Германии породила народ, признававший высшую власть государства, морально готовый сохранять ей верность и подчиненность, не из духа покорности, а потому, что того требовали политические и экономические условия. Многочисленные правящие династии поощряли такую концепцию государства, которая развивалась во всех аспектах и до сих пор живет в наших мыслях и действиях.
91
Во времена гуннов говорить о «государстве» на территории Германии не приходится. Была своеобразная «квазидержава» Германариха в Восточной Европе, объединившая при доминировании готов многие племена, включая германские, славянские и даже угро-финские («меренс» – меря и «морденс» – мордва). Но в 375 г. перешедшие через реку Дон гунны сокрушили «державу» Германариха, который погиб. В дальнейшем гуннов остановили не германские «государства» (возникшие на выделенных слабеющей Римской империей землях первые «королевства» вестготов и других), но прежде всего сами римляне, когда в 451 г. гунны Аттилы (в союзе с остготами и гепидами) были разгромлены римским полководцем Аэцием (привлекшим на свою сторону вестготов, аланов и франков) на Каталаунских полях.
Набеги венгров действительно были остановлены германским императором (с 962 г.) Оттоном I, разгромившим этих кочевников из Приуралья на реке Лех в Баварии в 955 г. С турками долго, веками, боролось, в числе прочих, германское государство Габсбургов, империя с 1556 г. (формально с 1558), известная также как Австрийская империя и, с 1867 до 1918 г., Австро-Венгерская империя, распавшаяся на национальные государства. (Примеч. ред.)
92
В том числе захваченных и колонизируемых чужих земель. (Примеч. ред.)
93
Не столько сохранения своей «культурной и духовной» жизни, сколько ликвидации в ходе насильственной германизации чужих культуры, истории, в том числе путем ликвидации их носителей – завоеванных народов. Верхушку таких народов часто германизировали. (Примеч. ред.)