Солдаты без формы

Пеше Джованни

Конти рассказал мне, почему провалился план организации побега Антонио. Мы с ним выработали новый план, чтобы освободить его.

Перед уходом я сказал Сандре:

— В условленном месте на площади Арджентина ты встретишься с Нарвой. После того как ты поговоришь с Арконати, вы вместе с Нарвой пойдете на явочную квартиру в районе Порта Романа, где надо взять автоматы и перенести их сюда. Жди меня дома. Я приду часам к шести вечера.

Окончив разговор с Конти, я пошел к Галлетти., нашему гаписту-врачу, и попросил его, чтобы он пришел осмотреть Антонио, как только его освободят. Я быстро вернулся и в половине седьмого уже был дома.

Я думал, что Сандра уже пришла, но ошибся. Дома ее не было. Я подумал,

что, наверно, они задержались на явочной квартире у Порта Романа. Между тем время шло. Восемь часов, а Сандры все нет. Сердце у меня сжималось от тревоги, и я безостановочно ходил взад и вперед по комнате. Начало смеркаться. От этого мое беспокойство и нетерпение еще более усилились. Я чувствовал себя так, словно попал в тюрьму. Меня пугала ее задержка, тем более, что Сандра всегда была пунктуально точной. Я останавливался посреди комнаты, придумывал всякие версии; не хотелось думать, что могло случиться что-то серьезное. Пытался вспомнить, было ли у нее с собой что-нибудь компрометирующее: документы, вещи. Нет, не было. Но ей мог передать что-нибудь Арконати. И вдруг вспомнил про автоматы, которые она должна нести с места явки в Порта Романа! Я никак не мог собраться с мыслями, не знал, что и думать. Времени уже половина девятого, а Сандры до сих пор еще нет!

Синьора Сакки, хозяйка квартиры, где я живу, поняла мою тревогу и беспокойство и спросила, что случилось. Я объяснил ей, что не вернулась Сандра. Что делать? Кроме всего, в моей квартире находится целый склад взрывчатых веществ, хранятся гранаты, автоматы и пистолеты. «Может быть, она пошла к своей матери», — подумал я. Нет, этого не могло быть, она прежде пришла бы и предупредила меня об этом. Между тем приближается комендантский час, больше мне надеяться было не на что. Что-то случилось, и мне надо принять какое-то решение. Но какое? Задержали ли ее случайно при облаве или выдал какой-нибудь шпион? О, если бы я мог повидаться с Нарвой! Но она живет в Сесто, и сейчас я не могу выйти из дому, потому что наступило время комендантского часа. Моя тревога еще больше усиливалась всякий раз, когда я смотрел на часы; как я ненавидел двигавшиеся с неумолимой быстротой стрелки. Каждая минута уносит с собой частичку надежды.

Я почти уже решил уйти, но встает вопрос, куда пойти? К ее родителям идти нельзя. Измученный, с пылающей головой я продолжал ходить по комнате, то и дело поглядывая на улицу. Я сознавал, что тут ничем не поможешь, нужно было ждать утра. Но мысль о том, что мне придется провести долгие часы в состоянии такой тревоги, была невыносима. По правилам конспирации я должен был немедленно покинуть этот дом и предпринять все необходимые меры. Я знал, был уверен в том, что, что бы ни случилось, Сандра не скажет ни слова, но я не мог нарушать дисциплину. Привратницей в этом доме служила одна патриотка. Это была смелая женщина. Она всегда охотно помогала нам. Я попросил ее спрятать у себя весь наш запас оружия и взрывчатки. Она охотно согласилась, более того — была счастлива внести свой вклад в борьбу и проявить свою любовь и уважение к борцам Сопротивления, как настоящая итальянка.

Уже наступил комендантский час. Одна из наших явочных квартир находилась недалеко на улице Айец № 45, где жила одна девушка — медицинская сестра. Я вышел из дома и через несколько минут был уже там.

Но никак не могу уснуть, все думаю о Сандре: «Где она может быть сейчас, — спрашивал я себя, — что произошло, что будет с ней потом?»

Назавтра ставлю в известность командование, что Сандра не вернулась. Посылаю одного товарища в Сесто расспросить Нарву, но она тоже — как ушла со вчерашнего дня, так и не возвращалась. В полдень направляю другого товарища на площадь Арджентина — может быть, ему удастся что-нибудь выяснить.

Возвратившись, он рассказал, что вчера десяток полицейских в штатском арестовали двух девушек. Тут мне

стало ясно, что Арконати нас предал. Вот почему он так срочно хотел поговорить со мной. Нужно было дать знать родителям Сандры. Но мы опасались, что за ее домом следят. Поручил одной из коммунисток сходить к ним под предлогом того, что она ищет сестру Сандры — Ванду, которая была портнихой.

— Если ты заметишь, что за домом следят или если тебя задержат, то скажи, что шла к Ванде заказать платье, — советовал я ей.

Девушка пошла туда; ей показалось, что все спокойно и поблизости нет ни одного подозрительного лица. Она поговорила с матерью Сандры, а потом они обе пришли ко мне. Мать сразу поняла, что я и есть тот товарищ, о котором ей говорила Сандра. Я ей сказал, что Сандру, наверно, арестовали на площади Арджентина, и советую ей пойти поискать ее по тюрьмам и постараться о ней что-нибудь разузнать. Я ее заверил, что в момент ареста у Сандры не было с собой ни документов, ни чего-либо другого, что могло бы ее выдать. Потом указываю явочную квартиру, где она может меня встретить и сообщить все, что узнает.

Нет нужды говорить о том, в каком состоянии была эта бедная женщина. Она крепилась, не плакала, но в глазах ее застыло горе. И все же она не падала духом. С 8 сентября она начала участвовать в борьбе. Сейчас, когда арестована ее дочь, она не только не отчаивалась, а, наоборот, чувствовала, что ее долг — делать еще больше. Она не раз повторяла:

— Я должна занять место моей дочери, должна делать то, что раньше делала она.

Когда во время свиданий она подходила ко мне утомленная, с уставшим лицом, но с глазами, светящимися верой, мне стоило труда скрыть свое волнение.

— Ничего, пока ничего нет, — встречала она меня каждый раз этими словами.

Со дня ареста она начала ходить, куда только можно, пытаясь узнать, где находится дочь. Была в тюрьмах, везде, где содержали арестованных партизан, и ей всюду отвечали:

— Вашей дочери здесь нет, можете больше сюда не ходить.

Шли дни, но по-прежнему о девушках не было ни слуху ни духу.

Дней через двадцать два полицейских в штатском явились домой к матери Сандры на улице Альфонсо Корти № 30. Сделали обыск, допросили мать и сестру. Мать тщетно пытается узнать, где ее дочь. Но фашисты не в состоянии понять беспокойства матери. Для них все, кто борется за свободу, — бандиты, и с ними надо обращаться как с бандитами. Несмотря на все просьбы матери сказать, где Сандра, они остаются непреклонны и не говорят даже, откуда они.

Произведя тщательный обыск, они ушли. Перед самым уходом полицейские спросили у синьоры Брамбилла, не знает ли она случайно некоего Визоне. Они описали ей его внешность и попросили:

— Если он здесь появится, позвоните в полицию.

Продолжаем поиски, дни идут, но результатов никаких. Мать Сандры объездила весь Милан. Мы просто не знали, что и думать. Мы уже начинали сомневаться, живы ли они. Вдруг совсем неожиданно через партийную организацию мне сообщили, что Нарву освободили. Но мне запретили с ней встречаться. Через несколько дней она меня известила, что Сандра находится в тюрьме в Монце. Оказывается, их увезли в Монцу. Мать Сандры в тот же вечер едет в этот городок в так называемый Каза дель Балилла [28] — логово немецких фашистов. Но полицейские говорят, что Онорины Брамбилла, Сандры, там нет. Мать настаивает. Назавтра и в последующие дни она снова едет туда. Теперь она знает, что ее дочь здесь, и ничто не заставит ее отказаться от попытки увидеться с ней, не испытав всех средств.

28

Название местного отделения детской фашистской организации (прим. перев.).