Солдаты милосердия
Шрифт:
Проведен был смотр талантов на армейской художественной олимпиаде, где звучал и наш хор, выступили солисты и танцоры. Только в танцевальных сценках роли кавалеров пришлось исполнять девчатам. Мужчины наотрез отказались выступать, подшучивая над собой, что репетировать придется долго, может до конца войны.
На этом смотре мы встретились со многими бывшими пациентами, в разное время лечившимися у нас, а теперь продолжающими шагать по дорогам войны.
Пока ждали решения жюри, чтобы меньше волноваться, пели и танцевали. И тут
— Прошу на вальс, — остановился передо мной майор, удивив знакомой улыбкой. — Кажется, мы с вами где-то встречались?
— Товарищ Владимир! Что вы здесь делаете? Артиллерия должна быть на фронте.
— Пока артиллерия молчит — вы поете. Заработает — опять с ног валиться придется, — шутит он. — Зашел мимоходом. На минутку. И вдруг среди артистов вижу вас.
Мы вышли из зала и сели на подоконник, подальше от шума.
— Ой, товарищ Владимир, поздравляю — вы уже майор!
— А ты уже старшина. Тоже поздравляю. И послушай-ка, Любаша, еще раз хочу предложить тебе перейти в нашу часть. Напрасно ты отказалась тогда. Не успел объяснить положение, в каком вы находились, а в письмах — не пропустила бы цензура. Теперь просто говорю, что у нас будет тебе значительно легче.
— Товарищ майор, я мечтаю побывать на передовой, но в вашу часть не пойду. Не хочу, чтобы меня опекали. А что касается «полегче», то тоже не хочу, чтобы мне было легче, чем моим подругам. Кому надо полегче, тот, наверное, сидит дома.
— Вот как ты думаешь?! Жаль. А я знаешь о чем мечтал еще в первую встречу, в вагоне? Тогда с вашим появлением стало шумно и весело. Девчата что-то рассказывали и громко смеялись. А ты сидела молча и поглядывала на капитанов. Я смотрел на тебя и представлял мирную обстановку. Как мы с тобой собираемся на бал. Допустим, новогодний. Представлял тебя в нарядном вечернем платье и в туфельках и непременно в маске. Как мы кружимся в вальсе…
— Товарищ майор, вы, оказывается, фантазер.
— Ничего, Любушка, придет время, дойдем до победы и постараемся осуществить наши фантазии. Ох, и жаль же с тобой расставаться, но мне пора. Вечером снимаемся с места. Дай бог, чтобы мы еще не раз встретились и в полном здравии дошли до победы.
— Да, конечно. Будем надеяться.
— До свидания, товарищ Любаша. До скорой встречи!
— В добрый путь! — повторяю напутствие матери.
Смотрю вслед уходящему, как он твердой военной походкой спешит к своим артиллеристам. И мне стало жаль с ним расставаться. Всего третья встреча у нас. Но с тревогой подумалось, что очень будет досадно, если я его потеряю…
Подошла Шура в сопровождении партнера по танцам. Редко смотрели мы друг на друга со стороны в праздной обстановке. И сейчас я увидела ее будто впервые. Она была такой красивой, разрумянившейся. Форма сидела на ней аккуратно, как на принцессе вечернее платье. Ничего, что эта принцесса была в солдатских сапогах и при погонах старшины.
— Пошли, —
Объявили решение жюри: самодеятельный коллектив госпиталя подполковника Темкина занял второе место среди армейских художественных коллективов.
Нам вручили грамоту и два огромных, красиво оформленных торта. Вот это было торжество! А хор наш с тех пор прозвали темкинским уральским хором.
Но за весельем последовала неприятность. Сменившись с дежурства, я спешила пересечь госпитальный двор, где Темкин распекал за что-то бедного старшину.
— На курорт приехал, что ли, чего людей распустил? Под арест! — указал он в мою сторону.
Я не чувствовала за собой никакой вины и, приняв напускную ярость шефа за шутку, рассмеялась.
— Чему радуешься? Плакать надо!
— В чем дело, товарищ начальник?
— Молчать! Это мне надо задавать вопросы, почему не выполняются мои распоряжения. Трое суток ареста, старшина, и немедленно!
Накричался, отвел душу и ушел.
— Что случилось, товарищ старшина?
Оказалось, что вчера на собрании мне поручено было проверить санитарное состояние жилых помещений личного состава. При необходимости провести санитарную обработку. О выполнении доложить сегодня утром на оперативке.
Я же была на дежурстве и, естественно, не могла присутствовать на собрании. И начальнику об этом никто не доложил.
— Товарищ старшина, объясните ему, что я не виновата.
— Ты же знаешь, что он не захочет сейчас выслушивать никаких объяснений. Я тебе советую отдохнуть. Посажу тебя в твои же палаты, где еще не лежали больные. Вместо часового повешу замок. Правда, там холодно. Но ты собери с кроватей несколько одеял и укройся ими. Насчет еды не беспокойся.
— Да несправедливо это!
— Ну что ты за солдат, если не побываешь под арестом, хотя бы один раз! — уговаривал старшина.
— Безобразие, и вы такой же! — готова была разреветься от обиды.
Но что делать? Может, и верно посидеть? Надо множество написать писем. Никто мешать не будет…
Мы находились в селе Белиловка Житомирской области, куда выехали из Юзефовки. Сюда больных, то есть раненых, поступает немного. Даже не все палаты заполнены. Где больных нет, там не топят и печи. А на дворе февраль. Конечно, неприятно сидеть в холодной комнате. Но сейчас устроюсь…
Раздался стук в окно со стороны огорода. Это пришла Шура. Она потеряла меня. Я же утром должна была вернуться после дежурства. О случившемся рассказал ей старшина.
— Безобразие! — кричит она. — Сейчас пойду к начальнику разбираться. Ты же здесь промерзнешь!
— Что ты, Шурочка. Я уже нагрела место — жарко стало. Не расстраивайся. И к начальнику не ходи. Лучше принеси-ка мне побольше бумаги. В штабе у Клавы попроси.
— Держи вот.
Она подала мне два котелка с горячим обедом и через маленькую форточку протиснула мой полушубок.