Солдаты милосердия
Шрифт:
— И так еле справились.
Силы электродвижка хватало только для освещения операционной и перевязочной. В палатах пользовались свечами, парафиновыми плошками, которых вечно недоставало, Потому и приходилось постоянно применять самодельные светильники, используя имеющееся в достатке горючее — бензин.
— Ну вот, снова надо выписывать, а начальник АХЧ ругается. Говорит, что мы делаем перерасход.
— А ты что волнуешься? Пусть Крутов сам выписывает требование на получение бензина. Пусть сам расплачивается и за одеяла. По его вине сгорели. Кстати, Валя, посмотри на него, когда встретишь, каким он смешным стал с опаленными
— Хорошо, что без ожогов обошлось.
— А если бы не Крутов, мы спокойно могли погасить огонь и никто бы не узнал о происшествии.
— А теперь я на оперативке расскажу, как начфин тушил пожар бензином.
— Нет, Валя, ты никому пока не говори об этом. Не надо его ставить в глупое положение. Спросонок он и сам не понял, что произошло. Потом с ним объяснимся. Кто бы мог подумать, что бензин у нас хранится вот так, под кроватями и в ведрах, как вода. Нам же и попадет за это.
— Верно, Любочка. Это моя большая оплошность. Впредь не надейтесь на такую роскошь — пожар тушить бензином, — смеется старшая.
Вроде мелкий пример — случай со сгоревшими одеялами. Что они стоят по сравнению с нанесенным войной ущербом?! Подумаешь, сгорели три байковых одеяла и одна простыня! В те годы кто-то придумал неумную поговорку: «Война все спишет!» Мы же не ссылались на войну. Если что-то пропадало при переездах или чего-то недосчитывались во время передачи и приема дежурств, за это расплачивались палатные и старшие сестры.
Еще о бензине. Признаться, меня первое время удивляло и даже возмущало то, что из-за каждой бутылочки-коптилочки бензина нам надо было спорить со старшей сестрой или с начальником АХЧ. Знала, что в гараже постоянно находится несколько бочек бензина — тонны, а нас ругают за сто-двести граммов: «Перерасход!» И потом, много лет спустя, когда перечитывала военные мемуары командующего 1-м Украинским фронтом маршала Ивана Степановича Конева, не менее удивилась тому, как он докладывал в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что отпущенный лимит бензина полностью израсходован, просил отпустить дополнительно. Значит, тоже не брали, сколько хотели.
Да, удивлялась. Мне казалось, как можно было лимитировать бензин или боеприпасы, если они так необходимы были для боевых операций, а в итоге — для победы. Выходит, что все находилось на строгом учете: и военная техника, и боеприпасы. И воины должны были бережно относиться к своим боевым орудиям, винтовкам и автоматам. Даже для медицинских сестер и санинструкторов стало законом выносить с поля боя не только самого раненого, но и его боевое оружие. Заведен был такой порядок, чтобы все подразделения отчитывались перед своими штабами за расход и остаток всего, что имели.
…Двое суток проводить на дежурстве, на ногах, еще терпимо. А третьи-четвертые достаются тяжеловато. Боюсь присесть. Чуть замрешь на месте, как моментально отключаешься от всего и не помнишь потом, сколько времени находилась в таком состоянии.
По прибытии в Юзефовку старшина определил нас с Шурой на одну квартиру. С ней нам не так часто приходилось быть вместе. Она как хирургическая сестра на новое место часто уезжала на машине раньше, вместе с перевязочно-операционным блоком. Порой расставались надолго. Не виделись месяцами. Я не раз говорила ей в шутку о том, что плохой она шеф, если покидает меня на
Жили, что называется, вместе, а не виделись с того памятного путешествия по минному полю. Она где-то подремлет часа два и снова на сутки-двое в операционную. Да и я на квартире не частый гость. Вот очнулась сейчас и не помню, как и когда я сюда пришла. Лежу на высокой скрыне — огромном сундуке, в котором хранится почти все богатство хозяев. Посмотрела на окно — непроглядная ночь. А в хате еще темнее. Слышу разноголосое сопение спящих на полу людей. Это солдаты. Они с марша часто останавливаются на отдых. Новички. Пополнение фронтовикам. Может, последнюю ночь спят спокойно.
Что такое? Все больше удивляюсь, пытаюсь вспомнить, как оказалась на квартире.
Услышала шепот Шуры. Она сидела на стуле около меня и с кем-то переговаривалась. Хотела ее что-то спросить, но она остановила: «Тихо!»
Утром с любопытством осмотрела хату и сидящего на стуле незнакомого капитана.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Нормально! — ответила, еще больше удивляясь такому вопросу.
Солдат в хате не было. Уже ушли. Хозяйка хлопотала у печки, подкладывая в огонь солому, что-то варила. Да, это не оговорка. На Украине из-за недостатка дров печи топили торфом, соломой, которую надо подкладывать не отходя. Так греют воду, варят обеды, пекут хлеб.
Присутствие постороннего человека меня начинало раздражать, и я спросила:
— Вы тоже на квартире у нашей хозяйки?
— Нет, — ответил он, улыбнувшись. И, взяв из кармана шинели папиросы и спички, вышел из хаты.
Где-то я его видела. Знакома улыбка. Наверное, был ранен и лежал у нас.
— Нет, — повторил он, когда вернулся, — я не живу у вашей хозяйки. Проходили мы вчера с товарищем мимо школы, где вы работали. Видим, на полу, в коридоре, лежит девушка в белом халате. Так жаль нам стало эту сестричку. Поинтересовались: что случилось? «На ходу уснула — четверо суток без смены работала», — ответили нам. Мы предложили свою помощь. Взялись с капитаном за носилки, а подруга привела нас сюда. Вот и все.
— Вы всю ночь сидели здесь?
— Да. Товарищ ушел, а я остался. Могла еще какая-нибудь помощь понадобиться.
— Ну что же, товарищ капитан, спасибо за спасение уставшей души. Сердечную благодарность передайте товарищу.
— Вы меня прогоняете? Мы с вами второй раз встречаемся и все незнакомы. Называйте меня Владимиром.
— А я вас, кажется, не знаю.
— Вспомните штабной вагон. Вы с девчатами возвращались из Тамбова под Киев. А я вас хорошо запомнил. И, как видите, даже маршрут сохранился в памяти.
«А-а, это тот капитан-артиллерист, что хозяйничал у печки, разогревал ужин».
— Значит, еще и еще раз спасибо, товарищ Владимир, и за прошлое. У вас отпуск или в части делать нечего? Если так, то приходите к нам на помощь.
— Действительно, вы очень нуждаетесь в помощи. Если бы не увидел своими глазами, как вам достается, не поверил бы чьим-то рассказам.
— Всякое бывает.
— Всякое может быть на передовой. Но чтобы такое в госпитале. Так же нельзя!
— Не решим мы с вами этот вопрос, товарищ капитан. Медработников лишних нет, а потому перегрузка на каждого будет до тех пор, пока идет война.