Солдаты милосердия
Шрифт:
Наконец формирование и вся подготовительная работа окончились. Объявили, что завтра начинается погрузка в эшелон.
Моя беспокойная мама наведывалась часто. А в этот день еще до подъема приехали вместе с отцом.
— Предчувствие не дает покоя, — сказала она.
— На сей раз, мама, предчувствие тебя не обмануло. Только ты, пожалуйста, за меня не очень беспокойся. Не на передовую еду, а в госпитале буду работать. Ничего со мной не случится.
Отец выглядел усталым, мрачным. Когда мама отошла от нас, он показал мне повестку, полученную вчера, в которой значилось то же, что и в моей:
«Явиться
Мать об этом еще не знала. Вот оно что! Поняла я настроение отца. Он беспокоился не только за меня, но и за маму. Ей предстоят еще новые волнения.
Повернулась она к нам и увидела знакомый листочек бумаги.
— Значит, тоже уходишь? Ну что же, идите. Провожу. Только помните, что вся моя жизнь проходит в ожиданиях, так не заставляйте ждать долго. — И закрыла лицо руками. Потом, словно спохватившись, произнесла: — Отец, тебе пора уходить. А я останусь. Тебя, быть может, не сразу отправят.
— Да, я пойду. Видишь, дочь, время какое — и проводить тебя не придется. Ну, до свидания.
— До свидания, папа.
— Возвращайся с победой!
— Непременно, папа, только с победой!
Эшелон для погрузки подан на товарную станцию Пермь II. С утра началась перевозка госпитального имущества. К вагонам то и дело подходили машины, груженные ящиками с продуктами, мешками, туго набитыми бельем, носилками и другим медицинским оборудованием. Работа кипела по всему перрону.
Справа и слева от наших вагонов размещались коллективы других госпиталей и спецгрупп — наши будущие спутники по военным дорогам.
Мать не уехала домой, как сделали другие родные: часом раньше, часом позже, а расставаться придется.
— Останусь с тобой до конца! — заявила категорично.
На станцию она пришла задолго до отправки эшелона. Уговорила часовых пропустить ее туда, где шла погрузка. Села в сторонке на порожний ящик и наблюдала за происходящим вокруг. И когда я, улучив свободную минутку, подошла к ней, она озабоченно вздохнула:
— Ох, какие тяжести вам приходится переносить. Побереги себя.
— Хорошо, мама.
А сама снова взваливала на спину мешки, под тяжестью которых еле удерживалась на ногах. Не потому, что хотела пренебречь советом матери, просто не то время, чтобы подбирать груз полегче. Надо было спешить. Да и полегче ничего не было.
Как-то сразу прекратилась суета. Опустел перрон. Все переместилось в вагоны. Только еще раз проверялось хозяйство ответственными за него лицами.
Вот уже руководители госпиталей, собрав отъезжающих, распределили по вагонам. Замполит проинформировал о том, где, в каком вагоне будут находиться начальник эшелона и начальник госпиталя, штаб и походная кухня. Предупредил, чтобы на всем пути следования соблюдались строгий порядок и дисциплина, чтобы не оказалось отставших от поезда.
Неожиданно раздалось:
— По ва-го-на-ам!
Сердце замерло. Спешу к матери.
— Мамочка, дорогая моя, прости, пожалуйста, что доставляю тебе столько страданий! Писать обещаю часто-часто. И сразу же приеду, как только окончится война. Приеду и скажу: здравствуй, мама, вот и я! А война уже скоро окончится. Потерпи немножко.
Знала, что не утешат ее эти слова, не станет легче,
— До свидания, мама!
— В добрый путь! — произносит она.
Тоскливо на душе. Ужасно жаль стало маму. Ведь ей предстоят еще одни проводы. На третью войну она будет провожать отца, на вторую проводила зятя, а тут еще и я за ними.
Спешу к вагону, чтобы не расплакаться. Мать кивает мне, прижимая ко рту кончик платка. Казалось, этим она сдерживала все, что у нее накипело внутри. Я очень понимала ее состояние и чувствовала, что держится она на пределе своих сил.
Раздался долгий прощальный свисток паровоза. Резко дернулись и поплыли вагоны, постепенно набирая скорость. Кто-то из девчат запел: «Прощай, любимый город…» Песню подхватили хором. А я смотрела на мать. Она не шла за вагоном. Может, не могла, или думала, что теперь все равно не догонишь. Еще раз мелькнула ее маленькая неподвижная фигурка и скрылась за поворотом надолго, надолго…
В ДОБРЫЙ ПУТЬ!
— По-ско-рей, по-ско-рей! — отстукивают колеса вагона.
Это я их подгоняю. Может, и глупо, но я спешу на фронт. Торжествую, что сбылась моя мечта.
Поезд идет полным ходом.
В нашем вагоне разместились часть врачей, медсестер и санитаров во главе с замполитом. В основном здесь находились работники второго отделения госпиталя.
Бот задумавшись, сидит заведующая этим отделением, капитан медслужбы Вера Петровна Чигогидзе. Кареглазая, с правильными чертами лица, очень обаятельная. Темные длинные волосы заплетены и уложены на затылке.
О чем она думает? Может, вспоминает первый день войны когда с группой студентов Пермского медицинского института с утра ушла на пляж и там готовилась к экзаменам? Осуждающе смотрели на них встречные, когда они возвращались с пляжа и, оживленно обсуждая что-то, смеялись А каким упреком встретила их комендант общежития: «Перестаньте радоваться — воина!»
Последний госэкзамен был отменен. Ребята-однокурсники добровольцами отправились на передовую санинструкторами…
Вера Петровна с год работала на кафедре терапии, затем в госпиталях, добиваясь отправки на фронт…
К плечу Веры Петровны прислонилась лейтенант Ирина Васильевна Кабакова, молодая докторша, только что окончившая мединститут. Они подружились с первых дней встречи и теперь всюду вместе.
Командиром среднего и младшего персонала, старшей сестрой второго отделения назначена младший лейтенант Валентина Лашук. Ей двадцать лет. Валя — минчанка. С первых дней войны на фронте, была ранена и лечение проходила в пермском госпитале. Как и замполит, после выздоровления снова пошла на фронт. Она уже имела боевые награды — орден Красной Звезды и медаль «За боевые услуги». Мы смотрели на нее с большим уважением и завистью. Но завидного в ее военной биографии ничего не было. В первый же день войны пережила ужас бомбежки, видела смерть и муки раненых.