Солдаты живут
Шрифт:
Наверное, я удивленно разинул рот.
— Откуда ты все это знаешь?
— Это лишь логическое упражнение. Возьмем то, что мы знаем о них, о колдунах как о группе, и по человеческой природе в целом, и получим вывод. Они уже пережили подобное, только в меньшем масштабе. У них уже есть план действий на случай, если такое повторится. И вся эта безлюдная местность, отсюда и до дальних склонов местного Данда-Преш, выполняет ту же роль, что расчищенная полоса вокруг крепости, ожидающей нападения.
— Ты меня убедил. И будем надеяться, что они не настолько подготовлены, чтобы знать, как нас отыскать,
— Он и меня на минуту убедил, — заметил Лебедь, — но вот приближается аргумент, подтверждающий то, что я знал всегда: дядюшка Дой полон дерьма.
Из зарослей ниже по склону выбрались шесть черных фигурок. Они шли очень медленно, попарно, разведя руки в стороны. Их летательные столбы следовали за хозяевами, зависнув в воздухе на уровне талии.
— Понятия не имею, что за чертовщина там происходит, но пусть Гоблин и Дой будут готовы ко всему, — приказал я. — Мурген, ты и Тай Дэй заходите с флангов, чтобы мы могли накрыть их с фронта и сбоку перекрестным огнем. — У нас имелись три еще действующих бамбуковых шеста — в буквальном смысле все, что осталось у нашего отряда. Госпожа сказала, что во всех трех есть только шесть огненных зарядов. Во всяком случае, она на это надеялась.
По одному на каждого Ворошка.
— А ты уверен, что нам и правда нужно собрать все оставшиеся здесь Тени? — спросил Лебедь. — Жизнь стала бы намного легче, если бы…
— Здесь. И сейчас. Но что будет дома, когда на нас навалится Душелов и мы попросим Тобо спустить на нее Черных Гончих, а никаких Черных Гончих у него не окажется? А остальные Неизвестные Тени заявят:
"Да пошли вы куда подальше! Мы не собираемся подыхать из-за парней, которые даже не попытались привести Гончих из Хатовара».
Лебедь что-то буркнул. А Гоблин фыркнул:
— Сочувствие проявляешь, Капитан? А я-то думал, у тебя его уже давно не осталось.
— Когда я захочу узнать твое мнение, сморчок, я его из тебя вышибу. Что он только что сказал? — Ворошки остановились, не дойдя до нас. Один из них заговорил. О чудо! Кажется, некоторые из его слов я разобрал. — Повтори-ка, приятель.
Колдун понял и повторил фразу произнося слова громко и медленно, как разговаривают с людьми глуховатыми, слабоумными и иноземцами.
— Что это за трескотня? — спросил я. — Теперь я точно знаю, что расслышал знакомые слова.
— Помнишь Арчу? — напомнил Гоблин. — Похоже, он пытается говорить на их языке.
— А что, вполне вероятно. Бовок была родом из Арчи. Так что слушай внимательно. — Гоблин тоже был с нами в Арче. Очень давно. А у меня талант к языкам. Смогу ли я вспомнить этот язык достаточно быстро, чтобы это нам хоть как-то помогло? До заката осталось не так уж много времени.
Постепенно я начал что-то понимать, хотя у колдуна был ужасный акцент, а с грамматикой он обращался вообще убийственно, обрезая времена и путая глаголы и существительные.
Мы с Гоблином по ходу дела сравнивали услышанное и понятое. Наш коротышка никогда не говорил на этом языке хорошо, зато без труда его понимал.
— Что
— Кажется, они хотят, чтобы мы взяли их с собой. Они думают, что приближается конец света, и не хотят в этом участвовать.
Гоблин кивнул, подтверждая мои слова, но тут же добавил:
— Но я и на секунду не стал бы им верить. И постоянно считал бы, что их послали шпионить за нами.
— Правильно, — согласился я. — Я так отношусь почти ко всем.
Гоблин проигнорировал шпильку и продолжил:
— Заставь их раздеться. Догола. А мы с Доем осмотрим их одежду. Как следует, словно блох поищем.
— Ладно. Только Доя я возьму с собой — пусть поможет собирать раковины улиток. — И я стал перечислять Ворошкам, что им следует сделать, если они действительно хотят уйти с нами. Услышанное им не понравилось. Им захотелось спорить. Но я спорить не стал, хотя и надеялся заполучить парочку летательных столбов, чтобы Госпожа и Тобо смогли их изучить. Проклятье, а ведь парочка таких штуковин нам и в самом деле не помешала бы.
Вместо того, чтобы спорить, я сказал им:
— Если я не увижу обнаженных тел, то предпочитаю увидеть спины тех, кто уйдет. В любом случае тот, кто не сделает того или другого, когда я досчитаю до пятидесяти, умрет на месте, сохранив достоинство. — Язык вспоминался весьма быстро, хотя свое требование я', разумеется, сформулировал не настолько четко.
Двое из пришельцев — наверное, самые сообразительные — начали раздеваться почти немедленно. Они оказались такими же светлокожими блондинами, как и девушки, которых мы уже видели, хотя и пунцовыми от смущения и трясущимися от ярости. Я внимательно наблюдал за ними, особо не присматриваясь к их телам. Меня гораздо больше интересовало иное — сколько решительности они вкладывают в столь унизительную процедуру. Это могло дать мне намек-другой на их искренность.
Для одной из молодых женщин унижение оказалось слишком большим. Она дошла до стадии, когда ее пол стал очевиден, но завершить раздевание не смогла.
— Тогда лучше беги, девочка, — сказал я. И она побежала. Прыгнула на свою леталку и рванула прочь.
Ее дезертирство повлияло и на одного из юношей. Он передумал, хотя и успел полностью обнажиться. Я не стал поторапливать его, пока он одевался.
Остались четверо — трое парней и девушка, всем примерно лет по пятнадцати.
Я помахал рукой, не сомневаясь, что к этому времени Госпожа уже наблюдает и успела догадаться, что мне понадобится. Она у меня умница. И вскоре двое наших уже спускались по склону с охапками разномастной одежки, в которую предстояло облачиться пленникам.
Они еще не осознали свой новый статус.
Через врата я их провел по одному, внимательно наблюдая. Я не ожидал от них никаких фокусов, но дожил я до таких лет именно потому, что был готов к неприятностям, когда они казались наименее вероятными.
— Все понимают, что у того, кто выйдет через врата обратно, будут неприятности? — уточнил я у пленников. Их еще больше унизило то, что всем им связали за спиной руки, как только они переоделись.
Парень, кое-как говоривший на языке Арчи, сказал что-то про униженное достоинство.