Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны
Шрифт:
Церковь устроена так, что каждый сидит в деревянном ящике, открытом только спереди, и не видит своих соседей; виден только пастор на кафедре да четыре-пять тюремных надзирателей, сопровождавших нас.
Вечерняя проповедь — на ту же тему, но длиннее утренней. Затем мы пели хором под орган, не видя друг друга, в унисон псалмы и гимны из книжек, которые нам раздавали при входе.
Пастор объявлял:
— А теперь, братья (как это он нас, таких негодяев, называл братьями?), споем гимн номер тридцать четыре.
Орган начинал, и мы тянули за ним.
После второй проповеди мы получали
Так шел день за днем.
Вдруг на седьмой день нашего сидения всех вызывают в тюремную контору и объявляют, что мы свободны.
Мы ничего не могли понять, а тюремное начальство ничего не могло нам толком объяснить.
— Магистрат постановил вас освободить, а капитан порта требует вас к себе. Сдавайте казенное платье и белье, надевайте свое и идите в контору порта; там все узнаете.
— Зачем же вы, черт вас подери, нас обрили, изуродовали? — не удержался старый матрос-немец: раньше у него была прекрасная золотистая борода, которой он очень гордился.
— Таков закон. Не рассуждайте и не теряйте времени.
Мы не стали больше разговаривать.
Мрачной, озлобленной, готовой на всякую выходку голодной толпой собрались мы в портовой конторе. Нас не заставили долго ждать.
Так называемый шиппинг-клерк, чиновник, заведующий наймом и увольнением судовых команд, задал нам вопрос: продолжаем ли мы считать наш контракт незаконным?
На это он получил немедленный утвердительный ответ.
Второй вопрос был: желаем ли мы получить расчет в Сиднее?
— Да! — вырвалось у нас общим криком.
Третий вопрос был коварнее: желаем ли мы оплатить из нашего заработка по пять фунтов стерлингов судебных издержек?
Пауза, возникшая после этого вопроса, была прервана нашим немцем:
— Да, если без этого нельзя освободиться.
— Все так думают? — спросил клерк.
— Все.
— Получите расчет.
И мы получили: за четыре с половиной месяца службы матросам первого класса причиталось шестьдесят семь с половиной долларов, матросам второго класса — сорок пять долларов минус месячный задаток, минус стоимость гнилья, забранного во время рейса в капитанской лавочке, минус пять фунтов стерлингов судебных издержек в пользу того же проклятого капитана; итого по курсу на Лондон…
Ну, одним словом, максимальная получка оказалась не превышающей нескольких шиллингов, а то и пенсов.
После этого нас отпустили на все четыре стороны.
Но почему же нас все-таки отпустили?
Скоро мы узнали и это: на рифах, у подходов к Сиднею, в одну из бурных темных ночей, которой мы не заметили, сидя в тюрьме, разбился английский корабль калькуттской линии «Лорд Каннинг», случайно направленный в Сидней за шерстью. Весь его экипаж, в том числе восемнадцать матросов-ласкаров [26] , был спасен, и капитану Норману удалось переманить ласкаров на «Карлтон» с жалованьем по два фунта стерлингов в месяц.
26
Индо-малайское племя природных
Вот почему он милостиво согласился нарушить с нами контракт, получив с нас к тому же еще и по пяти фунтов стерлингов «судебных издержек».
Да, недорого обошлось ему содержание команды за рейс Бостон — Сидней.
На другой день утром, просматривая сиднейские газеты, я наткнулся на такого рода объявление: «Ищу учеников, знающих начала малярного дела, Indian street, № 27, малярная мастерская „Smith“».
Я отправился по указанному адресу. Переговоры были недолги и окончились к обоюдному удовольствию.
Первое время я ходил на работу вместе с хозяином и, помогая ему, научился великой премудрости — «разделке» под дуб, красное дерево, мрамор и т. д. Я оказался довольно понятливым учеником, и хозяин был мною доволен. Недели через две я начал работать уже самостоятельно. Бывало, утром мой патрон даст свою визитную карточку и скажет:
— Сегодня, Дим (так он сократил мое имя, а с фамилией у него ничего не выходило), вы отправитесь на Broad street, номер одиннадцать, разделать парадные двери квартиры номер семнадцать под дуб.
— Yes, sir, — отвечаю я почтительно, отбираю какие надо краски, лак и кисти, получаю от миссис Смит два жестяных судка с кофе и обедом и отправляюсь по указанному адресу.
Здесь, предъявив хозяйскую карточку кому следует, весело принимаюсь за работу… Вот на городских часах бьет полдень. Кисти и краски быстро складываются, и я направляюсь в кухню квартиры, где работал и где благодаря любезности какой-нибудь Китти или Мери уже шипят на плите мои судки с обедом.
Нужно отдать справедливость сиднейским кухаркам: они в большинстве случаев были добрые женщины и не только разрешали мне присесть к чисто выскобленному кухонному столу, но и разнообразили мой скудный обед образцами собственного кулинарного искусства; нередко перепадал мне и стаканчик вина из буфета хозяев.
Без четверти шесть я складывал свои несложные инструменты и ровно в шесть, простившись с представительницей согревшего меня в этот день очага, отправлялся восвояси. Дома, умывшись и поужинав, отправлялся гулять по городским улицам или провести вечерок в кухне одного из домов, где на дверях или заборе красовались образцы моей блестящей палитры. Так прошло два месяца. За это время я сделался заправским маляром и, постигнув все тонкости искусства, зарабатывал два фунта в неделю.
Впрочем, жизнь в Сиднее так дорога, что это были вовсе не большие деньги.
Не знаю, сколько я проработал бы еще маляром в Сиднее, если бы не трагикомический инцидент с обезьяной, поссоривший меня со Смитом. Я красил, как теперь помню, в две тени оливково-зеленого цвета изгородь перед каким-то загородным коттеджем. Работы там было на один день. По крыше дома прыгала, очевидно ручная, обезьяна из породы крупных мартышек. Иногда она садилась на край крыши и внимательно за мной наблюдала. Один раз перепрыгнула с крыши на соседнее дерево и, спустившись, подбежала ко мне.